Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фермерский дом был переоборудован в зал ожидания, медицинский диспансер и консультационные комнаты для Бенджамина и Вангари в передней части здания. Одна из бывших спален была превращена в палату для пациентов на три койки; другая служила кабинетом, в котором проводилась операция. Несколько комнат в задней части дома превратились в тесную, но чистую и удобную квартиру, в которой они жили.
Сразу стало очевидно, что услуги, которые предоставляли Бенджамин и Вангари, были крайне необходимы. Очередь людей тянулась вдоль веранды, пока Шафран вела остальных в здание, и зал ожидания был переполнен. Бенджамин просунул голову в дверь своего кабинета, чтобы вызвать следующего пациента, увидел Шафран, сказал: - "Привет, через минуту", - и снова исчез, когда его следующий пациент вошел, чтобы увидеть его.
Шафран приветственно помахала рукой индийскому фармацевту, его жене и дочери, которые управляли аптекой, где выдавались лекарства, прописанные Бенджамином и оплаченные в основном семьей Кортни. Она постучала в дверь кабинета Вангари.
Вангари вышла, закрыв за собой дверь. Ее подпоясанное льняное платье цвета хаки было свежевыстиранным, тщательно выглаженным и явно было дорогой покупкой. Но Шафран увидела, что цвет выцвел, и некоторые пуговицы, которые тянулись от выреза до подола юбки, были несоответствующими - замена оригиналов, потерянных по пути. В былые дни отец давно купил бы ей новое платье. Но в последний раз, когда они разговаривали, Вангари ясно дала понять, что с его неприятием ее брака с масаи, столь же сильным, как и всегда, у нее нет никаких шансов на какую-либо помощь от него. Поэтому она была вынуждена что-то делать и справляться. Ее волосы тоже больше не были выпрямлены и уложены в лучших салонах Найроби, а просто собраны в яркий хлопчатобумажный шарф. Но, как Вангари сказала Шафран: - "Меня нисколько не волнуют деньги. Я скучаю по своему папе.
Женщины обменялись поцелуями. - Рад снова видеть тебя, Вангари, - сказал Герхард, и Шафран представила Сантэн и Шасу.
- Бенджамин с пациентом, - добавила она. - Он сказал, что выйдет через минуту. Почему бы вам не рассказать нам о своей юридической работе, пока мы ждем?
- ‘Конечно, - ответила Вангари. - Пойдем в мой кабинет, там немного тише. Когда они последовали за ней, она добавила: - "Я хотела бы предложить вам всем по чашечке кофе, но, боюсь, у нас нет такого рода вещей. Каждый пенни, который у нас есть, идет на необходимые товары. У меня даже стульев на всех не хватит. Но я с удовольствием принесу воды, если кто-нибудь захочет.
- ‘Пожалуйста, не беспокойтесь, - сказала Сантен. - Я вижу, что вы и так достаточно заняты. Скажите, что нужно от вас вашим клиентам?
- Ну, раньше все сводилось в основном к разрешению споров. Например, соседи, воюющие за границу, приходили сюда, и я пыталась помочь им заключить соглашение. Или, если бы люди пришли с юридическими проблемами, я бы объяснила их права и, если потребуется, связала бы их с практикой адвокатов, которые могли бы подать в суд, потому что я еще не квалифицирована, чтобы представлять их в суде самой. Но в последнее время ... Ну, сейчас все совсем по-другому ...
- Как так? - спросила Сантен.
- Это восстание ... Люди, которые приходят ко мне, попадают под перекрестный огонь между Мау-Мау и правительством. Террористы не остановятся ни перед чем, чтобы держать обычных мужчин и женщин кикуйю под своим контролем. И власти отбросили все принципы британского правосудия. Хабеас корпус, право на справедливое судебное разбирательство, свобода от жестокости полиции – абсолютно все было отброшено в их решимости запереть любого, кого они подозревают в малейшем контакте с Мау-Мау.
- Простите, но это просто абсурд! - возразил Шаса, и Шафран была удивлена, даже шокирована гневом в его голосе. - Это всего лишь пропаганда, распространяемая коммунистическими агитаторами.
- ‘Шаса!’ воскликнула Шафран. - В самом деле!
- ‘Нет, я понимаю. Никому не нравится слышать правду о своем народе, - ответила Вангари.
Шаса проигнорировал ее. Он направил свой огонь в другое место.
- И ты в этом замешана, Шафран? Тратить с трудом заработанные деньги Кортни?
- И деньги фон Меербаха, - заметил Герхард с наигранной любезностью. - Тоже стоит каждого пенни.
Прежде чем Шаса успел ответить, в кабинет вошел Бенджамин. Шафран увидела, как Вангари бросила на него быстрый взгляд, на что Бенджамин откашлялся, чтобы привлечь всеобщее внимание, и сказал: - Но у меня всего несколько свободных минут. Может быть, я мог бы устроить всем экскурсию по нашим медицинским учреждениям?
- ‘Отличная идея! Шафран была благодарна за то, что ее прервали. - Мне так жаль, - прошептала она Вангари, когда они вышли в приемную. - Но это правда ... Неужели все так плохо?
- Да, но вы должны сами убедиться. Приходите в другой раз, и я докажу вам это.
Они только что вошли в палату для пациентов. Бенджамин разговаривал с каждым из пациентов на суахили, поскольку, будучи масаи, он далеко не свободно говорил на диалектах кикуйю. Шафран, Сантэн и Шаса понимали каждое слово, и даже Герхард к этому времени узнал достаточно, чтобы понять суть того, что говорил Бенджамин.
По правде говоря, вовсе не обязательно было знать, что миссис Кипроно выздоравливает после тяжелого приступа дизентерии, или что у мистера Черуйота больное сердце, или что Бенджамин устроил так, чтобы маленькой Мэри Джермутай удалили миндалины в Местной Гражданской больнице, чтобы понять, что Бенджамин родился, чтобы стать врачом. Он помнил имена всех, не проверяя их записи, был совершенно искренен в своей заботе о них, но также был довольно тверд в своих инструкциях.
- Принимай таблетки, как положено, - сказал он мистеру Черуйоту. - Или в следующий раз, когда у тебя случится сердечный приступ, он будет последним.
Скептицизм на морщинистом старом лице Черуйота говорил о том, что он не совсем убежден, и Бенджамин знал это.
- Я уверен, что немцы верят своим врачам, - сказал он Герхарду, когда они вышли из комнаты. - Но многие мои пациенты, особенно старые, все еще цепляются за старые суеверия. Он скорее пойдет к знахарю, чтобы избавиться от демона в груди, чем примет лекарство белого человека.
- Ну,
