– Я не фокусник и не цирковая обезьянка, – сказала Эгле сквозь зубы.

– Разумеется, – он кивнул. – Давайте все-таки сядем в машину, вам ничего не угрожает. Я ведь не сумасшедший, чтобы враждовать с семейкой Старжей.

– Чего вам от меня надо? – спросила Эгле устало.

– Это вам от меня надо. – Он приподнял уголки большого тонкогубого рта. – Вам от меня многое надо, поверьте. И я готов это пообещать.

* * *

– Прелестно, прелестно, – бормотал Руфус себе под нос, прохаживаясь с телефонной трубкой из комнаты в комнату, и пояс домашнего халата, развязавшись, тащился за ним по полу. Собака наблюдала, деликатно постукивая хвостом.

Руфус остановился перед зеркалом. Впервые за долгое время осмотрел себя – придирчиво, внимательно; он постарел за прошедшие пару недель, но, кажется, больше не выглядел жалким. Седины прибавилось, волосы неряшливо отросли, воспаленные веки припухли, но появилась новая деталь: блеск в глазах. Вернулся здоровый хищный блеск, Руфус видел в зеркале себя прежнего и чувствовал, что до реванша остаются считаные часы.

* * *

Елизар дозвонился Мартину между двумя рабочими совещаниями и говорил осторожно, будто выкладывая карты на стол, одну за другой:

– Как погода в Ридне?

– Как обычно, – сказал Мартин. – Тронут вашим вниманием, куратор.

В отношениях с Елизаром Мартин никогда не выходил за рамки протокола.

– Вы ведь помните всех, кто голосовал за ваше… – Елизар чуть запнулся, – удаление из Совета?

– Разумеется.

– Я хочу, чтобы вы знали: я проголосовал по договоренности… с патроном. Это была часть его игры.

– Понятно, – сказал Мартин.

Он почувствовал одновременно досаду и облегчение. Несостоявшееся – точнее отмененное – изгнание из Совета задело его куда больше, чем он мог себе признаться. Объяснение Елизара не извиняло той поднятой для голосования руки, но было, по крайней мере, жестом доброй воли…

…Или попыткой манипулировать. Мартин напомнил себе, что между кураторами невозможна искренность, только расчет.

Елизар молчал в трубке, будто чего-то ожидая.

– Спасибо, – сказал Мартин. – В Ридне, кстати, дождь со снегом…

– Намечается катастрофа, – еще осторожнее проговорил Елизар. – Кризис инквизиторской власти в Вижне…

– Катастрофа – это массовая инициация. – Мартин остановился у окна кабинета, глядя на горы вдалеке. – Или эпидемия. Драка за высокое кресло – неприглядная рутина, с которой надо скорее покончить. Но это не катастрофа.

– Я только что говорил с Соней. – Елизар деликатно кашлянул.

– Да-да, я слушаю. – Мартин отлично знал, куда клонится разговор, но не хотел проявлять инициативу.

– Если во время следующего заседания Совета, – очень вкрадчиво продолжал Елизар, – новый Великий Инквизитор не займет свое кресло, неизбежен… распад.

– Что?! – Мартин ошибся в предположениях, Елизару удалось удивить его, и удивить неприятно.

– Недееспособный Совет развалится. В каждой провинции… в каждом инквизиторском округе будет провозглашена независимая Инквизиция. Исторический опыт есть… А у кураторов имеются амбиции, власть и ресурсы.

– Если это не измена, – глухо проговорил Мартин, – то я не знаю, что такое измена.

– Это прогноз. – Голос Елизара сделался очень холодным. – К сожалению, точный. Если бы вы следили за ходом переговоров, куратор, вы пришли бы к таким же выводам.

– Это преступление против нашего долга, – сказал Мартин. – Ведьмы станут неуловимыми, просто перебегая из одной провинции в другую. В конце концов это приведет к развалу страны, герцог не допустит…

– Герцог? – переспросил Елизар, и в его голосе было столько сарказма, что Мартин прикусил язык.

Все правильно: герцог даже не пискнет. После жестокого урока, который Клавдий Старж ему преподал.

– Кураторы борются за власть и топят друг друга. – Теперь, получив инициативу, Елизар говорил уверенно и веско. – Есть только одна фигура, способная объединить Совет. Выбирайте: либо распад Инквизиции, либо вы этого не допустите… патрон.

И замолчал, давая Мартину возможность осознать последнее слово.

* * *

Ни один из возможных работодателей до сих пор не откликнулся, Эгле напрасно проверяла свои почтовые ящики. Очень жаль, ей необходимо было отвлечься. Ей хотелось быть очень, очень деятельной.

Она вернулась в квартиру, снятую для Мартина Инквизицией, и принялась разбирать чемоданы, раскладывать вещи по новым местам, превращая чужое место в уютный дом. Мартин относился к любому жилищу как ко временному, но, говорила себе Эгле, с точки зрения философии, временно абсолютно все. Мы гости в этом мире, это не повод не украшать стены постерами любимых фильмов, не расставлять флаконы на полочках в ванной, не протирать зеркало, не рассматривать придирчиво свое отражение…

Эгле поймала себя на том, что стоит, глядя в зеркало, без единой мысли. Заботы по хозяйству, призванные прояснить ей рассудок, на самом деле окончательно его затуманили. Яд, умело впрыснутый Элеонорой, и сомнения, порожденные циничным прагматизмом Виктора, растекались внутри, порождая гадкие вопросы и неприятные ответы, лишая даже иллюзии покоя.

Наконец, она собралась с духом и позвонила Мартину. Услышала в трубке его сдержанный отстраненный голос – и почему-то заговорила вовсе не о том, о чем собиралась:

– Я хотела спросить, как там… Лара Заяц?

Он запнулся на короткую секунду:

– Сбежала. Перехватить пока не удалось. Ищут. Найдут, не волнуйся.

– Ага, – хрипло сказала Эгле, и яд, затопивший ее изнутри, поднялся выше ватерлинии.

Он прекрасно знает, что девочку не найдут. Всё. Окно возможностей закрыто для этой Лары, она пройдет свой путь, став действующей ведьмой, кого-нибудь изувечит или убьет, попадется Инквизиции и умрет в тюрьме. А ведь ее можно было спасти. Наверное. Никто даже не попытался.

– Эгле, – сказал Мартин, оценив ее молчание. – Ее очень тщательно ищут.

– Ага, – повторила Эгле через силу.

– Я буду поздно, – сказал он после новой паузы. – Закажи себе ужин на дом или приготовь, если в холодильнике что-то есть…

– Ага. – Эгле не могла больше ничего ему ответить.

– Извини, – сказал он искренне. – Тут очень много навалилось. Я завтра попробую вернуться пораньше, хорошо?

Она сделала над собой огромное усилие, чтобы снова не ответить «ага».

– Когда… ты будешь?

– Не знаю. – Слышно было по голосу, как ему неловко ее огорчать. – Ложись без меня. Я, может, после полуночи приеду. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – прошептала Эгле.