Действительно, после отъезда Кэтрин лэрд ходил сам не свой.

Недавно, работая с серой и щелочью, он чуть не взорвал свою лабораторию, хотя отлично знал, что опыт полагается ставить на меньших количествах. Огромный стеклянный цилиндр, выписанный из Эдинбурга, разбился вдребезги, когда Хью по неосторожности оставил его на краю стола. Но осколки бесценного прибора оставили его равнодушным.

Он потерял аппетит. Пища казалась безвкусной, Хью с трудом заставлял себя проглотить кусок, чтобы угодить Мэри, которая пригрозила кормить его насильно. Умывание, бритье, смена одежды представлялись ему одинаково бесполезными и только отвлекали от научных занятий. Зато виски действовало успокаивающе, избавляло от ночных кошмаров, над которыми он был не властен, и оттачивало мозг для нового эксперимента. Хью гнал от себя мысль, что с отъезда Кэтрин ни на шаг не продвинулся в своих изысканиях.

Обитатели Ненвернесса уже обратили внимание на то, что их лэрд превратился в небритого мрачного пьяницу, от которого за версту разило виски.

Робби добродушно улыбнулся брату, хотя в глазах у него затаилась печаль.

— Я думал, ты догонишь ее, и был уверен, что именно так и надо поступить. Я говорил себе: «Какое счастье быть свидетелем такой любви!» А потом понял, что ты просто глупец.

— Я не желаю это обсуждать.

— Еще бы! Недаром могила Сары — единственное место в Ненвернессе, куда ты никогда не ходишь. Пытаешься стереть ее из памяти, сделать вид, что этой женщины не существовало, что у тебя вообще не было жены. — Робби, прихрамывая, подошел к брату. Лицо Хью казалось странно неподвижным, словно высеченным из гранита. Вздохнув, младший Макдональд упрямо продолжил: — Но она была, Хью, и от этого никуда не скроешься. — Лэрд вздрогнул. — Не знаю, за что ты себя казнишь. За то, что привез сюда Сару, или за то, что полюбил Кэтрин?

Хью круто повернулся, намереваясь уйти, но Робби с неожиданной силой ухватил его за рукав.

— Порой большая любовь причиняет большие страдания, но надо быть идиотом, чтобы от нее отказываться. Ведь такое чувство приходит далеко не к каждому, Хью…

— Откуда тебе знать, Робби? Только болтаешь зря, — досадливо возразил лэрд, пытаясь избавиться от щемящего чувства боли в груди с тем же упорством, с каким он прожил несколько последних месяцев.

Он по горло сыт чувствами. Ему нужно вернуться в лабораторию, где правят законы разума, где он может погрузиться в точный и понятный мир цифр. А чувства — нечто эфемерное… опасное… иногда способное даже убить.

Хью всегда ценил логику. Изучив труды Галилея, проделав множество опытов, он пришел к выводу, что нельзя полагаться на сиюминутные ощущения. То, что выглядит правильным, на поверку оказывается ложным. Следовательно, можно допустить и обратное: то, что выглядит неправильным, не обязательно является таковым.

Жизнь оказалась намного сложнее, чем он думал. Если он усомнится в том, что черное есть черное, значит, можно поверить, что черное есть белое и наоборот? А тогда остается лишь принять непреложный факт: сам он пьяное ничтожество и больше никто.

Но именно с этим не так-то просто смириться.

— Я поклялся сказать тебе в лицо, — неожиданно произнес Робби. — Мне надо видеть твои глаза… когда я стану просить у тебя прощения.

— За любовь к Кэтрин? — холодно усмехнулся лэрд. — Тебе нужно мое разрешение?

— Нет, за любовь к Саре.

Возникла многозначительная пауза, преисполненная невысказанных чувств, оттого казавшихся сильнее. Мужчины, связанные кровными узами, выяснили, что их роднит еще вина, отчаяние и горе.

— Господи, Робби, бедный ты мой дурачок…

— Ты прав, Хью, только…

Робби не стал делиться тайными мыслями и несбывшимися мечтами, не стал вспоминать, когда впервые понял, что влюблен в Сару. Блаженные часы, когда он читал ей стихи, просто чтобы доставить удовольствие, навсегда похоронены в глубине его сердца. Он вынужден лелеять драгоценные воспоминания, потому что других уже не будет. Это все, что у него осталось.

— Если бы я мог, Робби, я бы все изменил.

— Неужели? — горько усмехнувшись, не поверил младший.

— Что ты имеешь в виду?

— Разве любовь к Кэтрин того не стоила?

— Не знаю, честное слово, не знаю.

Это были последние слова, с которыми лэрд обратился к брату. Слова казались бессмысленными и не могли помочь его горю.

Робби посмотрел на Хью. В глазах лэрда, так похожих на глаза их матери, притаилась боль. Когда-то он завидовал старшему брату. Ему тоже хотелось иметь черные волосы и необычные глаза, взгляд которых притягивал женщин, как весной озеро Иген притягивает птиц. Он хотел быть таким же высоким, обладать такой же силой и уверенной походкой. Долгие годы Робби жил с мыслью, доставлявшей ему невыразимые страдания. Он считал, что Хью нарочно пошел на поводу у врачей, не желая иметь соперника в лице младшего брата. Но теперь Робби думал иначе. Он понял, что Хью сделал все для его спасения, а кроме того, понял нечто гораздо более важное.

Он не хотел походить на брата.

Он научился жить в мире с собой. Занявшись учительством, чтобы отвлечься от своего несчастья, постиг важную науку — видеть жизнь с разных сторон. Жизнь — это не просто ряд событий, посланных Богом с целью испытать человека, она не бывает сплошной чередой несчастий или нескончаемым блаженством. Вряд ли кому-нибудь удавалось прожить, не испытав ни одной трагедии. Все дело в том, чтобы за печалью видеть радость, за болью веселье, за трагедией блаженство.

Потерю ноги можно считать величайшим несчастьем или досадным пустяком, все зависит от того, как взглянуть на вещи. Реальные события существуют не сами по себе, а лишь в восприятии человека. Только его воля способна уравновесить чашу. Придя к этой мысли, Робби испытал удовлетворение, ибо впервые стал самим собой. И впервые ему не хотелось поменяться местами с Хью.

Особенно сейчас.

Он не хотел испытывать ту же боль. Он помнил, как изменилась сама атмосфера вокруг Хью и Кэтрин, когда они встретились под окнами замка в день бала, с каким благоговением поднес брат ее руку к губам, как они смотрели друг другу в глаза, словно окружающего мира вовсе не существовало. Он это помнил, поскольку все происходило при нем, но не завидовал брату.

У него своя боль, своя вина, и они останутся с ним навеки. Робби скорбел по тому счастью, которое всегда окружало Ненвернесс, как теплый уютный плащ, а ныне ушло навсегда. В те редкие минуты, когда Робби позволял себе расслабиться, он оплакивал Сару, нежный цветок, не приспособленный для суровой жизни, несчастную женщину, потерявшую рассудок и погибшую.

Даже страстная любовь бессильна вернуть Сару.

Но, возможно, она спасет Хью и Кэтрин.

Вступая на английскую землю, шотландцы предвкушали победу, тем печальнее стало их бесславное отступление под натиском войск Камберленда. Пушки, захваченные у генерала Коупа, валялись на обочине разбитой дороги, по которой измученные, голодные шотландцы возвращались домой.