– Но раньше с тобой ничего подобного не было.

– Значит, пришел мой черед. Честно, Пип, сейчас все в порядке. – Но все ее мысли обращены к уходящему прочь Этторе, окровавленному, прижимающему руку к ребрам. Он ушел, и она знает, что в массерию Дель-Арко он больше не вернется. Она старается отвлечься, ей нельзя потерять самообладание и разрыдаться перед Пипом.

– Это… случилось из-за Этторе Тарано? – спрашивает Пип, откидываясь на спинку стула и потирая одной рукой белые отметины на месте собачьего укуса.

Клэр пугается деланого безразличия, с которым он задает этот словно бы ничего не значащий вопрос.

– Что ты имеешь в виду? – вырывается у нее прежде, чем она успевает взять себя в руки.

Пип хмурится:

– Ты ходила гулять, когда началась драка… ты все видела? Это было… так же ужасно, как то, что случилось в Джое?

Клэр переводит дух и кивает.

– Да и нет. Это не было так ужасно, как та сцена в Джое. Надеюсь, ничего подобного нам не доведется больше видеть. Но они подрались на моих глазах. Возможно, ты прав и дело в этом. Было страшно, они… они схватились насмерть.

– И когда Марчи заговорила об этом за обедом, ты снова все это представила, – говорит он, и Клэр догадывается, что ему необходимо найти объяснение случившемуся; он должен понять, что это было и может ли это повториться.

Она кивает:

– Да. Наверное, так и есть.

– Это… – Он начинает говорить, но умолкает и, хмурясь, снова опускает взгляд на свои руки. – Ведь все это реально? Хотя вовсе не кажется таким. Не как дом, школа, Лондон. Но все это тоже реально. Точнее, даже более реально и нереально одновременно.

– Я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать, Пип. Правда, понимаю, – говорит Клэр. Она протягивает к нему руку, но он не берет ее, и Клэр встает и склоняется над ним, обхватывая руками его голову и плечи. – Мы скоро уедем. – Эти слова причиняют ей боль, и она снова глотает слезы.

Пип высвобождается мягко, но решительно. Он встает и закрывает книгу.

– Вероятно, тебе стоит отдохнуть, – произносит он так отчужденно, словно говорит с незнакомым человеком. – Они послали за доктором, но он еще не появлялся.

Клэр снова послушно садится, понимая, что не может остановить те изменения, которые в нем происходят.

Через несколько часов в комнату входит Бойд и опускается на колени у ее постели, словно кающийся грешник. Он приближается к ней, не отрывая от нее широко открытых, бесцветных глаз, исполненных тревоги. Его кожа приобрела восковой оттенок, вернулся кисловатый запах, едва уловимый, но такой знакомый. Клэр закрывает глаза.

– Пожалуйста, не суетись из-за меня, Бойд. Со мной все в порядке. Только зря побеспокоили доктора, – говорит она, но Бойд и не суетится.

– Кардетта хочет, чтобы я переделал проект. Он не собирается затевать строительные работы прямо сейчас, но настаивает, чтобы все было готово заранее. Завтра мы возвращаемся в Джою, он и я, – сообщает он тоном, лишенным всякого выражения. Клэр открывает глаза, надеясь, что он не сможет ничего прочесть в ее взгляде. – Я так виноват, Клэр. Я просил его отпустить тебя и Пипа, чтобы вы могли уехать раньше, но он и слышать об этом не хочет. Говорит, что вам не следует путешествовать в одиночку. Наверное, он прав. Да и Марчи затеяла этот свой дурацкий вечер на следующей неделе. – Бойд берет ее руку и подносит к губам. – Мы скоро уедем, – говорит он, повторяя то же обещание, которое она только что давала Пипу, и Клэр тоже охватывает желание отстраниться. – Обещаю, мы скоро уедем. – Он прижимается щекой к ее руке, и ей хочется ощутить то, что она чувствовала к нему когда-то, – нежность, если не любовь, – но все это безвозвратно ушло. Все сгорело дотла в пламени, которое зажег Этторе.

– Со мной все будет в порядке, – говорит Клэр, потому что новости, которые он сообщил, обрадовали ее настолько, что она и сама в это верит. – Со мной все будет в порядке.

– Любимая, ты такая храбрая. Ты ангел.

После того как Бойд и Леандро уехали в Джою, Клэр выжидает столько, сколько может выдержать. Всего три дня, но они кажутся вечностью; часы тянутся еле-еле, представляясь неделями. Она смотрит с террасы, из окон, с крыши, хотя и знает, что не увидит того, чего так страстно хочет, – Этторе, возвращающегося назад, его квадратных плеч, на которых словно держится весь костяк, его точно рассчитанных движений, его прихрамывающей походки, жестких темных волос и сурового лица, его удивительных сияющих глаз. Она знает, что никогда не увидит его в массерии Дель-Арко, но все же смотрит, потому что больше ей ничего не остается. К вечеру третьего дня, когда Марчи и Пип выходят из мышиной комнаты, она говорит им, что у нее снова кружится голова и что она ляжет спать без ужина. Она твердо, разве что не грубо, отклоняет предложения Марчи проведать ее попозже, принести ей ужин на подносе в комнату или послать за доктором.

– Я думаю, мне просто нужно выспаться, – говорит она, улыбаясь, чтобы скрыть ложь. Ей необходимо уложиться за то время, пока они оба будут переодеваться к ужину в своих комнатах, окна которых выходят в противоположную от ворот сторону. Если ее увидят, она скажет, что спать ей расхотелось и она решила вместо этого прогуляться.

Ключом их с Бойдом комнаты не пользовались годами. Он не поддается, когда она хочет его вынуть, а когда закрывает дверь и пытается запереть ее снаружи, ей приходится крутить его обеими руками, пока на ладонях не остаются красные вмятины. В конце концов он со скрежетом поворачивается. Она кладет ключ в жакет, где тот болтается, оттягивая карман. Затем обматывает одолженный Марчи шарф вокруг головы и повязывает его сзади не шее. Теперь, когда они придут ее проведать – а они придут непременно, – то решат, что она заперла дверь и легла спать. Она не пытается придумать ответ на тот случай, если ее спросят, почему она заперлась, или если ее увидят слуги, или если она встретит кого-нибудь в Джое. Она способна держать в голове лишь свою цель.

На дежурстве Карло, и Клэр чувствует облегчение. Он милый и услужливый, юноша отпирает дверь с улыбкой и бона сера; Клэр пересекает айю, держась очень прямо, так что мышцы между лопатками сводит от напряжения, она каждую секунду ждет, что ее заметят, окликнут, позовут обратно. Ей кажется, что даже стены здесь имеют глаза и следят за ней, но собаки не лают – один пес, по-видимому Бобби, думает Клэр, даже на всякий случай пробует вильнуть хвостом. Сердце колотится о ребра, хотя ответ у нее наготове. Клэр опасается, что они все равно догадаются о том, куда она направляется и что она лжет. Имени сторожа с как будто выточенным лицом она не знает. Но он привык, что она ходит на прогулки, и открывает внешние ворота без слов. Она чувствует на себе его пристальный взгляд, пока идет по дороге, но это уже не важно. Она свободна.

Когда дорогу, ведущую с фермы, пересекает еще одна под прямым углом, Клэр идет по следам колес, решив, что они приведут ее в город. Она понятия не имеет, далеко ли Джоя, но, поскольку друг Этторе нес его на себе весь путь до массерии, остается надежда, что не очень далеко. Солнце опускается справа от нее, ключ от спальни бьет по бедру. Она идет и идет. Дорога прямая и ничем не примечательная, окаймленная низкими каменными оградами; в пустынных полях никто не работает. Она идет около часа, пока солнце не касается горизонта, заливая изрытую колеями дорогу потоками оранжевого света, от которого вспыхивает каждый камень, каждый кустик чертополоха, сорняк или пучок травы. Клэр останавливается, уперев руки в бока, ее мучит жажда, и она начинает ощущать первые признаки беспокойства. Скоро стемнеет. Если она идет в неправильном направлении, ей придется вернуться в массерию и завтра снова пуститься на ту же хитрость. Слезы отчаяния наворачиваются ей на глаза. Пот заливает ее под одеждой, ноги по колено в пыли. Она проходит еще немного, затем останавливается снова, в нерешительности замерев на несколько минут посередине дороги. Она решает, что, должно быть, пошла не тем путем, – ей не верится, что друг Этторе мог тащить его такое расстояние, несмотря на высокий рост и крепкое сложение. Клэр опускает голову, признав свое поражение, оборачивается и в облаке залитой закатным светом пыли видит приближающуюся повозку.