Это может быть кто-то из слуг с фермы, посланных на ее поиски. Если так, она вернется и сделает вид, что потеряла счет времени, – выбора у нее не остается. Клэр отходит на обочину, толстая женщина, правящая повозкой, замечает ее и дергает вожжи, останавливая мула. Груди женщины лежат на складке ее живота, а глубокие впадины на щеках наводят Клэр на мысль, что женщина потеряла все зубы. Волосы повязаны шарфом, черным, как ее глаза. Клэр не видела ее раньше и не понимает обращенной к ней речи. Женщина что-то произносит, а потом начинает смеяться, и Клэр нервно улыбается в ответ.

– Джоя-дель-Колле? – спрашивает Клэр, и женщина смеется опять, подвигаясь, чтобы освободить место.

– Si, si[16], – отвечает толстуха и прибавляет что-то еще, чего Клэр не может разобрать.

Клэр карабкается в повозку и усаживается рядом с женщиной, и та свистом пускает мула шаркающей рысцой. Повозка сзади нагружена помидорами, баклажанами и перцем, от женщины пахнет землей и дымом, и Клэр сидит молча, чувствуя огромное облегчение. Вскоре впереди появляются окраины Джои.

Она не знает, где может быть Этторе – дома, на работе или где-то еще. Не знает, где его дом, он только сказал ей как-то, что живет рядом с замком, в лабиринте улочек в старом центре, так что она отправится туда, будет ходить, расспрашивать прохожих и держаться подальше от Виа Гарибальди. Мысль, что она может его не найти, лишает Клэр сил, но, словно вознаграждая ее за долгое, полное волнений путешествие, симпатичная молоденькая девушка, проходящая у стен замка, – лишь третья из тех, кого Клэр решилась остановить и расспросить, – машет рукой в сторону узкого переулка напротив. Девушка рисует в воздухе прямой угол и указывает на него, все это время разглядывая Клэр с нескрываемым любопытством. Здесь витает все тот же запах нечистот и мусора; одетые в черное люди все так же молчаливы, у них непроницаемые глаза и голодные лица; несмотря на теплый вечер, волосы женщин спрятаны под платками. Даже покрытая пылью и усталая, Клэр чувствует себя слишком толстой, слишком чистой и слишком бледнокожей. Все выдает в ней иностранку.

Она торопливо направляется к переулку под защиту глубокой тени и чувствует некоторое облегчение, сознавая, что теперь уж точно не наткнется на Бойда, даже если ему вдруг вздумается выйти на прогулку. Пока они гостили в доме на Виа Гарибальди, он сидел или в комнатах, или в садике позади дома. Ничто вокруг его не интересовало, он ничего не хотел видеть. Совсем как Марчи. Стайка босоногих детей проносится мимо Клэр, выпорхнув из дверей, словно всполошившиеся воробьи. У некоторых головы обриты, и волосы отрастают безобразным ежиком, ребятишки все, как один, жилистые и диковатые, в мешковатой одежде. Где-то им удалось раздобыть пару куриц, которые кудахчут и хлопают крыльями, заставляя Клэр инстинктивно пригибаться. В переулок выходят двери, но очень мало окон, каменные ступени источены непогодой, железные дверные кольца, вделанные в камень, оставляют на нем ржавые потеки.

Через сотню футов или около того переулок сужается и круто поворачивает вправо. На этом самом повороте, вдали от оживленных улиц, виднеется внутренний дворик, и тут Клэр останавливается. Сумерки уже сгущаются по углам маленькой площадки, вокруг царит напряженная тишина, словно кто-то затаился и ждет. Из-за ветхих ворот доносится раскатистое блеяние козы, и Клэр вздрагивает. Тут еще две двери, к каждой ведет небольшая лесенка. Клэр внезапно ясно сознает, на какой риск она пошла: опускается ночь, она вторгается непрошеной в чужую жизнь, о которой ей ничего не известно, ее поведение граничит с безумием. А что, если она не найдет Этторе и останется ночью в чужом городе, полном доведенных до отчаяния людей? И даже если она найдет его, ее исчезновение из массерии, возможно, уже обнаружилось, возможно, ее уже разыскивают, и она накличет на его голову не меньше неприятностей, чем на свою собственную. Ей хочется повернуться и уйти тайно, как и пришла, но, собрав остатки решимости, она поднимается и стучится в ближайшую дверь над стойлом.

Через некоторое время дверь приоткрывается и внутри показывается лицо со сверкающими глазами, у Клэр появляется проблеск надежды, что это Этторе. Но глаза темные. Дверь открывается шире, и она узнает Паолу, его сестру, которая первый раз приходила с ним в массерию. Клэр улыбается, хотя вовсе не уверена, что здесь ее ждет радушный прием. Но во всяком случае она отыскала нужный дом – гнилую дверь в тесном дворике, тупичок в лабиринте старинных улиц. Она откашливается и готовится произнести несколько слов, когда Паола распахивает дверь. Того, что говорит Паола, Клэр разобрать не может, но ее настороженность вполне понятна. Сверкающие глаза, глубоко сидящие под темными бровями, выделяются на суровом лице; чувственный рот – единственный намек на женскую мягкость. Клэр решила бы, что они с Паолой ровесницы, но, поскольку Этторе называл ее младшей сестренкой, Паоле не может быть больше двадцати двух или двадцати трех лет, хотя вокруг глаз и на переносице у нее уже наметились морщины, а от ноздрей к уголкам рта залегли складки. На ней выцветшее серое платье с высоким воротом и передник из небеленой холстины; на ногах бесформенные кожаные шлепанцы, волосы, как у всех местных женщин, скрыты под шарфом. Когда она заговаривает вновь, голос ее звучит резко и сердито, и Клэр может лишь покачать головой.

– Этторе? Я надеялась увидеть Этторе, – произносит Клэр по-итальянски. Паола смотрит на нее озадаченно, и Клэр понимает, что Этторе ничего не сказал сестре об их связи. Прищелкнув языком и окинув двор тревожным взглядом, Паола втягивает Клэр внутрь и запирает дверь.

Глазам Клэр требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к царящему здесь полумраку. Она останавливается и смущенно осматривается, поскольку это всего одна комната – единственное помещение со скудной, но тщательно продуманной обстановкой; от низенькой плиты здесь слишком жарко. На плите слегка дымится глиняный горшок, из которого доносится запах готовящихся овощей. Единственная кровать придвинута к задней стене, на маленьком столике, окруженном тремя табуретками, стоит лампа. Одежда висит на крючках по стенам. Оглядываясь по сторонам, Клэр начинает понимать, что эта тесная каморка и есть дом Этторе, где он живет со всей своей семьей. Запах здесь неприятный. Разглядев нишу в одной из стен, она понимает, что оттуда на нее кто-то смотрит. Испугавшись, она делает шаг назад, и ее глаза различают морщинистое лицо мужчины, завернутого в одеяла, неподвижно лежащего и смотрящего на нее немигающим взглядом. Этот мужчина не Этторе, она его не знает. Клэр сконфуженно поворачивается к Паоле, которая стоит, скрестив руки, и, кажется, ждет, что Клэр заговорит.

– Вы можете… можете понять меня, когда я говорю по-итальянски? – спрашивает Клэр, хмурое и недовольное выражение лица Паолы – достаточно красноречивый ответ. Она отвечает на местном наречии, и единственные слова, которые Клэр удается разобрать, – это Этторе и Джоя. – Где Этторе? – делает Клэр еще одну попытку, в надежде протягивая руки. Паола резко вздыхает, барабанит кончиками пальцев по бронзовой коже своих предплечий, и у Клэр обрывается сердце. Внезапно она понимает, что уйдет, так и не повидав его; с чего бы Паоле сообщать ей, где он, даже если они и смогут объясниться.