Наступает долгое неловкое молчание. Паола стоит у двери, и, когда Клэр, виновато улыбаясь, делает шаг в ее направлении, Паола не двигается с места. Клэр понятия не имеет, как ей поступить или что сказать, она не знает, о чем думает Паола, что она собирается делать; Клэр чувствует на себе взгляд человека, лежащего в нише, и от этого волоски у нее на руках становятся дыбом, а горло пересыхает. Клэр здесь чужая, и ей здесь не рады. И тут у нее за спиной раздается тихий шорох, за которым следует тоненький любопытный писк, Клэр оборачивается, лишь теперь заметив ребенка Паолы, лежащего в деревянном ящике на кровати.

Из ящика виднеются только ручки с растопыренными пальчиками, машущие в воздухе.

– О! – восклицает Клэр. Реагируя на звук ее голоса, малыш издает бульканье и еще какой-то звук, исполненный любопытства, и Клэр идет к кровати. Ребенок устремляет на нее взгляд, и она не может сдержать улыбки. У него большие глаза, черные как смоль, на приоткрытом алом ротике блестит слюна. – Он прекрасен, – бормочет она. – Можно мне взять его на руки? – Она смотрит на Паолу, чье лицо смягчается, хотя она продолжает молчать. Клэр просовывает пальцы под спинку ребенка, поднимает его и прикладывает к плечу, удивленная его тяжестью и жаром, исходящим от маленького тельца. Она поворачивает голову, чтобы прижаться щекой к его головке, и чувствует, как он берет прядь ее волос и тянет за них. Освободившись из стеснявшего его движения ящика, он принимается энергично сучить ножками. Клэр покачивает его из стороны в сторону, похлопывая по спинке. От него веет сном, материнским молоком и чуть кисловатым, но совсем не противным запахом маслянистой кожи. Держа на руках ребенка, Клэр ощущает острый приступ тоски, обжигающей и мучительной. По-прежнему улыбаясь, она смотрит на Паолу. – Он прекрасен, – снова произносит она, и, возможно, Паола понимает это слово – perfetto, – поскольку тоже не может удержаться от улыбки, такой нерешительной, словно она не привыкла улыбаться.

– Это Якопо, – говорит она по-итальянски.

Клэр начинает тихонько напевать песенку, слышанную от няни в раннем детстве, названия которой даже не знает. Она продолжает покачивать ребенка на плече, чуть слышно напевая под изумленным взглядом матери, когда дверь открывается и появляется Этторе.

Один глаз у него полузакрыт, заплыл после драки с Людо, видны и другие синяки. Он удивлен и смотрит, словно не веря своим глазам, невысказанный вопрос замирает у него на губах, пока он наблюдает эту удивительную сцену. Его любовница укачивает его племянника, в то время как отец и сестра молча смотрят на нее. Несколько мгновений он тоже просто стоит и смотрит, странное выражение пробегает по его лицу, словно рябь по воде, и Клэр видит себя его глазами, и от этого ей хочется рассмеяться. Но он запирает за собой дверь и резко мотает головой.

– Луна сказала мне, что ты здесь, но я не мог в это поверить. Кьяра, ради всего святого, что ты тут делаешь? Ты, вообще, о чем думаешь… о чем ты думаешь? – спрашивает он.

Паола делает шаг вперед, протягивая руки к сыну, и Клэр с неохотой отдает его.

– Мне нужно было тебя увидеть, – говорит она.

Лежащий человек в нише первый раз подает голос, он тихо и хрипло произносит что-то, и Этторе коротко отвечает.

– Ты не можешь являться сюда вот так! – обращается он к Клэр.

– Это сейчас сказал твой отец?

– Это я тебе говорю!

– Прости. – Без Якопо Клэр не знает, куда девать руки и какую позу принять. С момента его ухода из массерии прошло три дня, и Этторе выглядит угрюмым и изможденным; трудно понять, чернота под другим его глазом – это синяк или след, оставленный усталостью. – Я хотела извиниться: если бы я не сказала тебе о том, что Людо был в Джирарди, ты не подрался бы с ним и тебе не пришлось бы уходить…

Этторе поднимает руку, веля ей замолчать, и встревоженно смотрит на Паолу. Она переводит напряженный взгляд с Клэр на своего брата и обратно, словно что-то в этих словах очень взволновало ее.

– Прекрати. Ты говорила что-нибудь об этом моей сестре?

– Нет, мы…

– Хорошо. Не говори ничего. – Он подносит руку ко рту и обхватывает подбородок, как делает всегда, когда его что-то тревожит. – Мне давно пора было уходить с фермы дяди. Мы теперь почти чужие друг другу. Я пробыл там слишком долго. – Он произносит это, устремив на нее глаза, и она не может понять, что в них – гнев или нежность. Со вздохом Этторе поворачивается, приоткрывает дверь и выглядывает наружу, затем делает жест рукой. – Идем, – говорит он. – Мне не следует задерживаться здесь. – Паола резко спрашивает его о чем-то, Этторе коротко отвечает, и, когда Клэр прощается, Паола больше не улыбается ей. Она вновь замкнута и холодна, крепко держит изворачивающегося у нее на руках сынишку.

Во дворе, освещенном лишь слабым вечерним светом, сгустились серые сумерки. Неподалеку раздается спор – две женщины яростно кричат что-то, извергая друг на друга потоки брани. Этторе берет Клэр под локоть и выводит ее со двора. Они идут в направлении, противоположном тому, откуда она пришла. Они петляют и сворачивают, затем минуют трехметровый арочный проем с комнатами наверху и оказываются в другом, более просторном дворе, облепленном нависающими пристройками с ведущими к ним лестницами. Этторе тянет ее в тень под одной из пристроек в дальнем углу. Он поворачивается и обнимает ее, и она обхватывает его так крепко, что он вздрагивает. От него исходит резкий запах пота и нестираной одежды; Клэр отматывает события назад и понимает, что на нем та же одежда, в которой он ушел с фермы. Грязный след виден у него на лбу, ногти в земле, и от этого комок подступает к ее горлу.

– Прости. Тебе же больно, – говорит она.

– Наверное, этот подонок сломал мне ребро.

– Ты был у врача?

В ответ Этторе грустно улыбается:

– Тебе нельзя приходить сюда. Это небезопасно.

– Ты не сказал «до свидания», – говорит она, борясь со спазмом в горле и подступающими слезами. – Я не знала, когда ты вернешься.

– Я не вернусь туда. Пока не… – Он не договаривает и качает головой.

– Значит, если бы я не пришла в Джою, мы с тобой больше не увиделись бы? Это так легко для тебя?

– Не легко. Просто необходимо, – мрачно говорит он. Но потом смягчается и проводит большим пальцем по ее щеке. – Ты же сама знаешь, что все это не имеет ничего общего с реальностью.

– Это могло бы быть реальностью – я хочу, чтобы это была реальность! Хочу…

Клэр делает глубокий вдох. Она говорит, словно ребенок, словно избалованный ребенок, всякий раз, когда хочет сказать ему, что не представляет, как вынесет разлуку, как вернется в Лондон к своей прежней жизни. Что все ее прошлое кажется ей теперь плоским и далеким, словно фотографическая карточка. На нее будто накатывает огромная волна, которая становится все выше и выше, и Клэр понятия не имеет, что случится, когда она обрушится.

– Я не смогу этого вынести, – вот и все, что она произносит, закрывая глаза. Этторе притягивает ее голову к своей груди.