не в состоянии вообразить ее устройство. Она в одно и то же время – абсолютная субъективность и универсальная истина, ведь принципиально возможно показать, что она присутствует повсеместно, чего никак не скажешь об элементах сознания, личностных по своей природе. Неуловимость, причудливость, смутность и уникальность, то есть черты, которые ум непосвященного исправно ассоциирует с идеей психического, применимы только к сознанию, но не к абсолютному бессознательному. Поэтому те скорее качественно, а не количественно характеризуемые единицы, с которыми работает бессознательное (то есть архетипы), по происхождению не могут быть твердо определены как сугубо психические феномены.

[440] Хотя к сомнениям по поводу исключительно психической природы архетипов меня привели чисто психологические рассуждения, психология явно считает себя обязанной пересмотреть свои «сугубо психические» допущения с учетом последних достижений физики. А физика крайне убедительно показала, что в царстве атомарных масштабов наблюдатель включается в объективную реальность, и только при соблюдении этого условия возможно получить удовлетворительную схему объяснения. Это означает, во-первых, что к физической картине мира добавляется субъективный элемент, а во-вторых, что между психическим, подлежащим объяснению, и объективным пространственно-временным континуумом существует несомненная связь. Раз физический континуум непостижим, отсюда вытекает, что мы не можем составить представление о его психической стороне, какова также с неизбежностью существует. Тем не менее относительное или частичное отождествление психического с физическим континуумом чрезвычайно важно для теории, поскольку оно предлагает нам грандиозное упрощение, перекидывая мостик через мнимую бездну между физическим миром и психикой (конечно, не в буквальном смысле, но с физического «берега» это делается посредством математических уравнений, а с «берега» психологии – при помощи эмпирических выводов (то есть архетипов), значение которых, если оно вообще есть, не может быть представлено разуму). Архетипы в той степени, в какой мы можем их наблюдать и воспринимать, проявляют себя только через свою способность упорядочивать образы и идеи, причем этот процесс всегда протекает бессознательно и не выявляется впоследствии. Ассимилируя мыслительный материал, принадлежность которого к феноменальному миру не оспаривается, архетипы становятся зримыми достояниями психического. Потому они впервые опознаются именно как психические сущности и постигаются в этом качестве, на том же основании, на котором мы относим непосредственно воспринимаемые физические явления к евклидовому пространству. Лишь когда возникает потребность в объяснении психических явлений минимальной степени внятности, мы вынуждены признавать, что архетипы обладают также непсихическими свойствами. Основания для подобного вывода предоставляет феномен синхронистичности[417], который ассоциируется с деятельностью бессознательных операторов и потому до сих пор именовался снисходительно «телепатией» и пр. (или вовсе отвергался)[418]. Впрочем, скепсис здесь уместен только в отношении ошибочных теоретических построений, но не применительно к фактам, которые безусловно наличествуют (их не будет отрицать ни один беспристрастный наблюдатель). Отказываются признавать такие факты в первую очередь люди, которые испытывают недоверие к «сомнительным» сверхъестественным способностям психического, будь то ясновидение или что-либо еще. Насколько я могу судить сейчас, все разнообразие и всю путаницу этих проявлений возможно объяснить, если допустить существование психически относительного пространственно-временного континуума. Едва психический элемент пересекает порог сознания, синхронистические «пограничные» явления исчезают, время и пространство возобновляют свои привычные взаимодействия, а сознание вновь изолируется в субъективности. Перед нами ситуация, которую проще всего описать через употребляемое в физике понятие дополнительности (комплементарности). Когда бессознательный элемент попадает в сознание, его синхронистическое проявление исчезает; и, наоборот, синхронистические проявления вызываются погружением субъекта в бессознательное состояние (транс). Сходное отношение комплементарности легко прослеживается во всех тех многочисленных и обычных клинических случаях, когда какие-либо клинические симптомы пропадают, стоит бессознательным элементам сделаться осознанными. Еще мы знаем, что некоторые психосоматические явления, в целом неподвластные воле, могут быть вызваны посредством гипноза, то есть тем же самым ограничением сознательности. Профессор Паули формулирует физическую сторону комплементарных отношений, рассматриваемых нами, следующим образом: «Свободный выбор экспериментатора (или наблюдателя) определяет… какие прозрения на него снизойдут и что будет утрачено, или, излагая простым языком, станет ли он измерять А и уничтожать В или уничтожать А и измерять В. Но отнюдь не в его воле обрести прозрения и ничего при этом не потерять»[419]. Сказанное особенно верно для взаимодействия между физической и психологической точками зрения. Физика определяет количества и их соотношения, психология же определяет качества, будучи не в состоянии замерять количество. Несмотря на это, обе научные дисциплины пришли к идеям, значимым для них обеих. На параллелизм психологических и физических объяснений указывал К. А. Майер[420] в своей статье «Современная физика и современная психология»[421]. Он писал: «Обе науки за годы независимого развития накопили достаточно наблюдений и создали системы мышления под стать этим наблюдениям. Обе столкнулись с некоторыми препятствиями, каковые… обладают схожими основными признаками. Объект, подлежащий исследованию, и человек-исследователь с органами чувств и познания, а также с их продолжениями (измерительные инструменты и процедуры) неразрывно связаны. Это и есть комплементарность – как в физике, так и в психологии. Между физикой и психологией фактически существует подлинное и аутентичное отношение комплементарности».

[441] Стоит нам избавиться от крайне ненаучной претензии, будто налицо просто-напросто случайное совпадение, как мы увидим, что синхронистические явления вовсе не относятся к необычным, что они довольно широко распространены. Этот факт целиком и полностью согласуется с райновскими[422] выводами относительно «превышения вероятности». Психическое – отнюдь не хаос, порожденный прихотью случая, а объективная реальность, к которой исследователь может получить доступ посредством методов естественных наук. Имеются основания считать, что психические процессы находятся в некоей энергетической связи с физиологическим субстратом. В той мере, в какой они объективны, их вряд ли можно объяснить чем-либо еще, кроме энергетических процессов[423], – иначе говоря, несмотря на неизмеримость психических процессов, воспринимаемые изменения, результат работы психического, могут пониматься лишь как энергетические явления. Тем самым психолог оказывается в ситуации, неприемлемой, по сути, для физика: психолог рассуждает об энергии, не имея под рукой никаких количественных замеров, а ведь понятие энергии выражается строго математически, что невозможно сделать для психики. Формула кинетической энергии E = (mv2)/2 содержит переменные m (масса) и v (скорость), которые очевидно несопоставимы с природой эмпирической психики. Если же психология будет настаивать на применении собственного понятия энергии для описания активности (ἐνέργεια) психического, то это, конечно, будет не математическая формула, а лишь какая-то аналогия. Но отметим следующее: эта аналогия сама по себе есть древняя интуитивная идея, из которой впоследствии развилось понятие физической энергии. Физическое понятие опирается на раннее употребление ἐνέργεια без математического выражения; это употребление можно проследить до первобытной или архаической идеи «экстраординарной потенции». Представление о мане вовсе не ограничивается Меланезией, его можно встретить в Голландской Индии[424] и на восточном побережье Африки