— Пока еще не поздно, — негромко добавил сидящий рядом Вуси Ндабени.

— Да, — кивнул Гриссел и вручил Вуси половину фотографий. Он подошел к заднему столику и начал раздавать снимки. Служащие ночного клуба разглядывали фотографии с обычным для обывателей кровожадным интересом.

Потом он вернулся на прежнее место и стал ждать, пока Вуси тоже раздаст все снимки. Федорова присела к барной стойке и закурила. Молодые служащие ночной смены опускали головы, внимательно разглядывая фотографии. Двое или трое медленно подняли головы и настороженно посмотрели на полицейских. Все ясно, они узнали девушек, но никто не хочет поднимать руку первым.

Мбали Калени отдавала себе отчет в том, что цветная администраторша не одобряет ее поведение, но не понимала почему. Человеку надо поесть. Сейчас время обеда; в приемной есть стол и стулья, так в чем дело?

В том-то и беда нашей страны, думала Мбали. Все привыкли обращать внимание на мелочи, но у каждого народа свои привычки и традиции! Зулусы едят, когда им хочется есть, ведут себя естественно. Такое поведение считается нормальным, и никто по этому поводу не высказывается. Она никому не мешает; ей все равно, как, что и когда едят белые или цветные. Если хотят есть свои безвкусные белые сандвичи за закрытыми дверями в кабинете или на крошечной тесной кухоньке, ради бога! Она им не судья.

Калени покачала головой, достала пакет с картофельным пюре и соусом, сняла прозрачную крышку, взяла белую пластмассовую ложку. Она старалась захватывать пюре понемножку, как положено воспитанному человеку. Это у нее стало частью ритуала. Сначала она съедала жареную курицу и выпивала полбанки газировки. Потом ела пюре, а газировкой запивала. И, как обычно, во время еды она думала. Не об убийстве музыкального воротилы, нет. Ее не отпускала тревога за молодую американку. Мбали была совершенно уверена, что найдет ее. Ее коллеги суетились и паниковали; в критический момент они вели себя как безголовые цыплята. Что поделаешь, все мужчины таковы! В трудной ситуации они суетятся и мечутся; они просто не могут подавить в себе этот порыв. А нынешнее положение требует спокойствия, логики и размышлений. Вот почему именно она, Мбали, увидела следы на клумбе.

Но куда подевалась девушка? Непонятно.

Не стала бы девушка прыгать через забор только для того, чтобы лезть через стену на соседний участок, а потом снова нестись по улице.

Старик сказал, что слышал, как она подбежала к стене.

Почему Рейчел Андерсон не постучалась к нему и не попросила убежища? Времени у нее было мало. А если время поджимало, значит, она спряталась где-то неподалеку. Почему ее не разглядели с вертолета? Чем больше Калени размышляла, тем больше укреплялась в мысли: у девушки было всего два выхода. Выбираться на улицу она боялась. Значит, она либо вошла в дом, либо спряталась где-то в саду, там, где ее никто не видит. Если она не вошла в дом к старику, она, должно быть, перелезла через стену на соседний участок. Когда они осматривали участок, Калени попросила одного констебля, высокого, костлявого коса, заглянуть через стену, потому что сама она не дотягивалась. Констебль доложил, что на соседнем участке ничего нет, только маленький огородик с лекарственными травами, пластмассовый стол и стулья.

Может, она перелезла еще через одну стену и двигалась параллельно улице, по участкам? Но тогда ее рано или поздно заметили бы с вертолета.

Зачем ей такие трудности? В душе Мбали Калени крепло чувство: беглянка где-то совсем рядом. Доев последнюю ложку пюре, она накрыла контейнер крышкой и поставила его назад, в коробку. Когда она поговорит с владельцем сыскного агентства, надо будет вернуться на Аппер-Ориндж-стрит. Еще раз осмотреть сад. Ведь пропавшая — девушка. Ради нее она, инспектор Калени, обязана продемонстрировать лучшие женские качества: спокойствие, логику и умение мыслить.

Иван Нелл сидел напротив Франсмана Деккера в кабинете Адама Барнарда.

— Я хотел повидать Адама, — начал он своим низким, бархатным голосом, — потому что считаю, что в «Африсаунде» меня обманывают. Регулярно недоплачивают…

— Как так?

— Долго рассказывать…

Деккер придвинул поближе блокнот и ручку.

— А вы хотя бы самое основное…

Нелл наклонился вперед, поставил локти на колени и с серьезным видом продолжал:

— По-моему, их бухгалтеры мухлюют. Вчера вечером я сказал Адаму, что хочу пригласить независимого аудитора, потому что мне не нравится, как обстоят дела с моими гонорарами. А сегодня утром я услышал по радио о его смерти…

— Почему вам не нравится, как обстоят дела с вашими гонорарами?

— Во-первых, у них очень сложно выяснить, каков объем продаж; добиваться от них отчета — все равно что зуб выдергивать. Из них вообще очень сложно что-либо вытянуть. К тому же в прошлом году я сотрудничал с несколькими независимыми студиями. Они выпустили сборники, в которые входили и мои песни… От них я получил гораздо больше денег, чем ожидал. Тогда я и начал производить собственные подсчеты…

— Значит, вы сотрудничаете не только с «Африсаундом»?

— Сотрудничал — до февраля прошлого года.

— Они выпускали диски с вашими песнями?

— Я подписал контракт на три сольных альбома и диск с собранием лучших песен… Он вышел в прошлом году стараниями Адама.

— А потом вы обратились в другую компанию?

— Нет, открыл собственную студию.

— Потому что в «Африсаунде» вас обманывали?

— Нет, нет, тогда я еще не понимал, что меня грабят.

Деккер откинулся на удобную спинку кресла.

— Мистер Нелл, прошу вас, начните с самого начала.

— Пожалуйста, называйте меня Иваном.

Деккер кивнул. Он был польщен, хотя виду не показал. От богатого и знаменитого белого исполнителя можно было ожидать совершенно другого поведения. Иван Нелл не задирал нос, не корчил из себя звезду и говорил с ним, цветным полицейским, как с равным. И даже сам напросился на разговор, то есть искренне хотел помочь следствию.

— Еще студентом я начал выступать в пивных; денег, что мне там платили, хватало в основном на карманные расходы. Сначала я исполнял чужие песни, в основном на английском языке: Кристофферсона, Коэна, Даймонда, Дилана, все в таком роде. Сам аккомпанировал себе на гитаре. В 1998 году я закончил университет и перебивался разовыми ангажементами в Претории. Я начал петь в «Кафе Амикс», в «Макгинти», «Мэлоуни». В некоторых местах выступал даже бесплатно. Обо мне никто не знал. Обычно вначале я пел песни на английском, а напоследок — на африкаансе. Стал потихоньку включать в свои выступления собственные песни. Так сказать, опробовал их на публике. Постепенно все раскручивалось: к тому времени, как дело доходило до последнего сета, кафе оказывалось битком набитым. Публика подпевала мне. И слушать меня приходило все больше народу. Как оказалось, многие соскучились по нормальной музыке на африкаансе. Всем хотелось, так сказать, национальной идентификации. На мои выступления собирались в основном студенты, молодые люди. В общем, я становился все популярнее. Вскоре я выступал уже по шесть вечеров в неделю и зарабатывал больше денег, чем получал на основной работе. Поэтому в 2000 году я бросил работу и посвятил себя музыке. В 2001 году я записал диск и продавал его на концертах…