Лукин не любил бесцеремонность. Просьба императрицы была больше похожа на приказ. И русский капитан решил показать «чудо».

Он поднялся из-за стола, огляделся. И вдруг его осенило. Он понял, что сейчас проучит принцессу Виртембергскую.

На столе стоял роскошный серебряный сервиз — приданое Марии Федоровны, предмет ее особой гордости: он был хорош своей полнотою.

«Лукин взял две массивные серебряные тарелки, — свидетельствует историк, — свернул их в дудочку и поднес государыне. Свернуты они были с такой силой, что невозможно стало определить, что это было первоначально. Лицо императрицы вытянулось…»

Императрица была скуповата.

Началась война России с Турцией, «Рафаил» вместе с синявинской эскадрой направлялся к месту боевых действий. На борт корабля поднялся Александр I, с симпатией относившийся к Лукину.

Царь заметил, что капитан несколько подавлен.

— Отчего не весел, Лукин? — спросил Александр.

— Чует сердце, что на берег мне не вернуться! Ваше величество, прошу вас, в случае чего побеспокойтесь о моей семье. А кучера Илью возьмите себе. Не пожалеете…

— Что ж! — ответил Александр. — Все мы ходим под Богом и в своей судьбе не вольны. Просьбы твои выполню. Оставь мне, Лукин, что-нибудь о себе на память.

Капитан «Рафаила» достал из кармана серебряный рубль и слепил из него, словно он был восковым, чашечку.

— Возьмите, ваше императорское величество!

* * *

В Афонском сражении в Лукина угодило вражеское ядро. Обливаясь кровью, он пытался продолжать командовать «Рафаилом». Но вскоре силы покинули его. Капитан распластался на палубе, подвернув руку под громадное, теперь уже беспомощное тело. Глаза его, устремленные куда-то в беспредельность, стекленели, но губы продолжали что-то шептать.

Баталер Семенов склонился к капитану. Он услыхал лишь два слова: «За Россию…»

«В 1802 году Николай Бестужев был определен в Морской корпус кадетом. Михаил Бестужев сообщает, что на стремление его старшего брата к морской службе имел влияние… известный капитан-лейтенант Василий Лукин — силач и лихой удалец», — писал автор книги о декабристах[7].

Род Бестужевых встречается в летописях начиная с XV века. При Иване III они исполняли дипломатические поручения царя. При Иване Грозном прославились как воины. При интервенции польских панов отстаивали независимость Руси. Содействовали Петру I в его начинаниях. Занимали крупные государственные посты при Анне Иоанновне, Елизавете Петровне, Екатерине II, принимали участие в войне 1812 года.

И как утверждают исследователи, «среди морских офицеров — участников движения декабристов — первое место должно быть отведено капитан-лейтенанту Н. А. Бестужеву. Оно принадлежит Бестужеву по его личному значению в ряду выдающихся русских людей двадцатых годов XIX века, по разнообразию его дарований и обширности культурно-политических интересов, по его званию первого историографа русского флота, наконец, как старшему представителю семьи, принесшей движению в жертву пять человек».

К этому можем добавить: Николай Бестужев — человек необыкновенной силы духа и крепости тела. Отец Николая Александр Федосеевич от природы был человеком трезвым, в пище умеренным, обладающим исключительным физическим развитием. Он получил образование в гимназии при Артиллерийском и Инженерном кадетском корпусе.

И вот именно с Александром Федосеевичем произошел случай совершенно небывалый. Поведаем вам о сем приключении.

Все качества наши — превосходные и постыдные, первоначально и бессознательно наследуем мы от предков наших, а в первую голову — от отца и матери.

Декабрист Николай Бестужев всегда с нежностью вспоминал о своих родителях, почитал их верхом духовного совершенства.

Что касается Александра Федосеевича, то он и впрямь человеком был необыкновенным. Об этом говорит удивительное происшествие, случившееся с ним в 1789 году, во время войны со Швецией.

Бестужев-отец был морским артиллеристом. Служил он на корабле «Всеволод», славился удалью и во время сражений отличался необыкновенной точностью. Товарищи Александра Федосеевича любили, начальники-командиры отличали и ставили остальным в пример.

Но вот пришел тот кошмарный день, когда «Всеволод» принял жестокий бой в Финском заливе близ острова Саскара, около Красной Горки. С двух вражеских корветов поливали огнем «Всеволода». Два пушкаря были убиты, третий ударом взрывной волны был выброшен за борт и погиб в соленой пучине.

Палуба дымилась, мачты трещали и рушились, дым забивал дыхание и застилал глаза. Казалось, вот-вот — и доблестный «Всеволод» пойдет ко дну. Но Александр Фелосеевич не терял бодрости духа, бодро приказывал заряжать, подносил к пороху горящий фитиль, и свистящее ядро точно разило цель.

Один корвет пошел ко дну, второй, хотя еще отстреливался, но уже был объят пламенем.

Победа казалась близкой. Шальной осколок ударил в грудь отважному артиллеристу, вмиг окрасил одежду алой кровью. Друг Александра Федосеевича боцман Коновалов хотел было перевязать его, но…

— Убит Бестужев, — молвил боцман и снял бескозырку.

Бой тем временем утих, оставшиеся на плаву шведы спешно ретировались.

Погибших друзей готовились с необходимыми почестями опустить за борт. Артиллеристы, которые оплакивали гибель любимого командира, отправились к капитану. Они попросили:

— Позвольте, господин капитан, похоронить Бестужева на берегу. Все могилка будет, можно прийти, поклониться…

— Уважая заслуги вашего командира, разрешаю! — согласился капитан.

Тело свезли на берег, поставили в церковь. Священник читал над гробом разрешительную молитву, плотник спешно сколачивал гроб, кладбищенский смотритель рыл могилу, обмывали покойного, готовили погребальную одежду.

Мешкать было нельзя, «Всеволоду» требовалось идти своим курсом. Хоронить доблестного моряка собралось много народу: почти все село и моряки, свободные от вахты.

Гроб был вынесен из церкви, поставлен возле могилы. Началось последнее целование. Хор запел трогательную стихиру:

— Братья! Придите — отдадим последний поцелуй умершему морскому офицеру и христианину, рабу Божьему Александру…