И тут же генерал заставил сердца всех присутствующих похолодеть от страха.

Подняв обеими руками ядро над головой, генерал с резким наклоном туловища швырнул ядро между ног себе за спину. И, не давая ядру упасть, поймал его над головой.

Все облегченно вздохнули.

В руках Костенецкого тяжеленное ядро выглядело легкой игрушкой.

Молоденький подпоручик, недавно прибывший в полк, жадно следивший за генералом, схватился за ядро:

— Ваше превосходительство! Дозвольте мне…

Генерал ласково остановил его:

— У вас есть матушка?

Тот выкатил от удивления глаза:

— Конечно, в Смоленской губернии.

— Не лишайте ее сына, а русскую армию хорошего воина, — резонно ответил генерал. — Чтобы делать эти экзерциции, нужно приложить много упорства. Когда я еще мальчишкой был, то упросил нашего сапожника сшить мне большой кожаный мячик, внутрь коего горох засыпал — это для большего веса. Часами я упражнялся этой забавой. Ложился на тюфячок, подкидывал мячик до потолка и ловил его. Перекидывал с руки на руку, тоже лежа. Потом звал товарищей — крестьянских мальчишек. Мы кидали друг другу мяч, постепенно расступаясь все шире.

Позже пришлось сапожнику сшить мне новый кожаный мяч — большего размера. В него я насыпал горох, перемешанный с дробью. Двенадцать фунтов весил этот мяч! И вновь я упражнялся с ним. Ловкость и сила во мне прибывала не по дням, а по часам.

Хотя надо признаться, рост и сила у меня во многом наследственные — я в отца пошел, он был саженного роста, широкоплечий.

Совсем я малышом был, а отец меня плавать научил, на лодке весло доверял — я подгребал ему во время рыбалки. Сутками на охоте пропадали, спали на земле!

А какую возню дома устраивали! Отец мне поддавался и всегда оказывался на лопатках. А я, глупышка, верил, что такого великана победил. Вот и хотелось стать еще сильнее.

— Говорят, ваше превосходительство, вы всю жизнь завета отца держитесь — не пьете и не курите? Неужто правда? — спрашивали слушатели.

— Ни разу не осквернялся, — отвечал генерал.

— Скажите, а с капитаном Лукиным вам приходилось встречаться? — не унимался подпоручик.

При этом вопросе лицо генерала просветлело:

— Наслышан я о его силе! Но, к сожалению, встречаться не доводилось! Хотя в последний год жизни императора Павла Петровича мы оба находились на военном смотре в Петербурге. Лукин был, видимо, удивительным богатырем. Да погиб так, как дай бог каждому погибнуть, — героический конец принял за святую Русь во время боя.

Генерал говорил с вдохновением, глаза его блистали азартом.

— Да ведь не только силой Лукин, говорят, брал, а и ратной храбростью, знанием морского дела, — добавлял генерал. — Не зря молвится: «И сила уму уступает!» Вот ведь как бывает: что сто человек сильных не могут, то один мудрый сделает.

— Это точно, ваше превосходительство! — опять вступил в разговор подпоручик. — Если позволите, расскажу случай, недавно у нас в Смоленской губернии произошедший. Близ города Юхнова понадобилось очистить реку Угру от свай. Они остались от старого моста и препятствовали сплаву леса. Заторы там ужасные были.

Вызвали немецких инженеров. Изучали они местность, глубину в реке промеряли, чертили что-то, вычисляли целый месяц. И вот приносят князю Оболенскому, богатому помещику, владельцу тамошних земель, смету.

«Унзер знаний говорит, что это есть трудный слючай, — объясняют немцы. — Ви должен будете за этот арбайт тридцать тысяч рубль…»

Деньги громадные, да что делать? Назначили торги на сдачу работ, ну, эти немцы и согласились подрядиться…

Но работы еще не начались, как приходит к Оболенскому его крепостной крестьянин: порты латаные-перелатаные, выцветшая рубаха веревочкой перепоясана, лапти на стороны стоптаны, нос облуплен. Говорит:

«Барин, хотите, я сваи из реки вытащу? Только сделайте милость, заплатите мне двести рублев за это… Хозяйство поправить надо».

«Чего ты несешь? — возмутился князь. — С ума спятил?»

«Никак нет. С этим у нас все путем».

«И как же ты их вытаскивать будешь?» — заинтересовался князь.

«Извольте видеть: на сваях надо сделать зарубки и привязать к ним прочные канаты, а к этим — бревна. Морозы ударят, река станет. Лед начнет поджимать канаты. Вот тут сваям один путь — все повыскакивают. Если же не выскочат зимою, то уж весною, как лед пойдет, то непременно выпрет».

«А что, мужик, пожалуй, дело говорит!» — обрадовался князь и немцам сделал атанде.

И что вы думаете? — Подпоручик посмотрел на генерала с видом триумфатора. — Этот простой мужик без всякой инженерной выучки лишь с помощью смекалки и стихийных сил природы вытащил все сваи и получил двести рублей, которые тут же пропил.

— Прекрасно! — воскликнул Костенецкий. — Ведь не зря говорят — «сила ума»! Действительно, ум — это тоже сила. А вот при сооружении памятника Петру Первому, когда вопреки запрещениям Фальконе отбил от подножного камня громадную глыбу, не знали, что с ней делать. Объявили громадную премию тому, кто уберет ее с площади. Но никто не умел такую непомерную тяжесть утащить.

Так вот, какой-то крестьянин, привезший в Петербург провизию на базар, вызвался «прибрать» глыбу за ничтожную плату, но до свершения сделки секрет свой не выдавал.

В Сенате распорядились: «Когда уберет — деньги выплатим…»

И что крестьянин удумал? Подрядил земляков, они рядом с монументом вырыли громадную яму. Туда глыбу и столкнули, сверху землей засыпали. По сей день там лежит. Вот это и есть сила ума!

Кстати, за самовольное повреждение пьедестала для «медного всадника» Фальконе отправили восвояси — в Италию. Может, он мастер и неплохой, да разве у нас своих не хватает? — В голосе генерала зазвучала застарелая обида. — Кстати, его место заступил мой знакомец — Юрий Матвеевич Фельтен. Он и завершил сооружение монумента. Удивительной силы человек был! Даже в старости ворочал громадные каменные глыбы!

— Богата Россия богатырями! — задумчиво произнес подпоручик.

То, что не могла сделать вражеская пуля, сделал вибрион в виде изогнутой палочки. Генерал Костенецкий умер от холеры 6 июля 1831 года. За несколько дней до этого он получил долгожданное назначение — командующим артиллерией на Кавказ, но выехать не успел.

По Костенецкому плакал весь город. Старые солдаты сокрушались:

— Это был любимый командир! За ним мы шли в огонь и в воду.

И это было чистой правдой.

Теперь же, скорбно поникнув головами, сотни людей пришли проститься с любимым генералом.