— Поди сюда. — Я ловлю ее запястье и сажаю к себе на колено. — Ты дрожишь, тут слишком холодно, чтобы бегать голой.

Она отворачивается от меня, поджав губы.

— Зачем он платил тебе? Зачем устроил к себе в офис?

— Потому что ему был нужен человек, которому можно доверять.

— Доверять в чем?

— Ну, как тебе еще это объяснить? — Лиза закрывает лицо руками. — Хочешь, чтоб я назвала все своими именами.

— Хочу.

— Хорошо. Мише было надо, чтобы я следила за Ритой.

— Он подозревал ее в чем-то?

— Нет, просто хотел больше контроля над ней, вот и все.

— И ты следила?

— Поначалу — да, а потом мы с ней подружились, я… увидела мир ее глазами и, конечно, послала Мишу.

— И что он?

— А что он мог? Уволить меня? Моя сестра бы так проехалась ему по мозгам, что будь здоров. Он просто сказал, что разочарован во мне, что во мне нет того, что требуется, чтобы быть лидером. Он намекнул, что хотел поставить меня на ее место. Но, знаешь, я никогда не понимала этой их одержимости лидерством. Ну да, это круто, горстка русских парней создала сайт знакомств, который свел с ума весь мир, о них говорили, они получили кучу денег и грин-карты, но отдаться этому настолько, чтоб ничего другого не имело значения? Я сказала Мише, чтоб он шел на фиг. Моя дружба с Ритой была мне дороже всего этого.

— Правда?

— Ты даже представить себе не можешь! Я, правда, любила ее. Больше всех на свете. Сама того не зная, она вытащила меня из такой черной дыры, из которой, я думала, мне никогда не выбраться. У меня была депрессия. Причем не такая, которая наступает, когда бросает парень или предает друг, а одна из тех, которые подкрадываются незаметно, постепенно, день ото дня замутняя и замутняя краски, сильнее и сильнее отгораживая тебя от мира, пока жизнь не становится похожей на поездку в пропахшем ссаниной ночном автобусе, где все, что ты видишь — это размытые огни через стекло. А потом появилась она. Бам! Яркая вспышка. И все изменилось, у еды появился вкус, я начала крепче спать, а когда просыпалась, из меня била ключом энергия.

Я киваю. Она даже понятия не имеет о том, насколько хорошо я понимаю ее в этот момент.

— Наверное, это было не круто с моей стороны, по отношению к Мише, ведь изначально он взял меня только лишь потому, что считал своим доверенным лицом. Гори он в аду! — продолжает она после короткой паузы. — Тогда, я помню, он сказал, что ему плевать, что Рита все равно не жилец в компании, и он просто найдет другого человека на ее место, не истеричную девочку, как я. Тогда я так хотела сказать обо всем Рите, но не могла. Она была так счастлива на конфе, я давно не видела ее такой счастливой, беззаботной, полной надежд. Если бы я только знала, Серж, если бы я знала, я бы никогда не поехала в Барселону.

Лиза всхлипнула и, сорвавшись с моих колен, встала у окна, прислонившись щекой к стеклу.

— Что случилось в Барселоне?

— Ничего! Все было отлично, здорово, пока она не привела домой этого урода, и он не… сделал то, что сделал, — она вытерла слезы гнева рукавом. — Ты мне веришь?

— Послушай, мне важно, что случилось там, в Барселоне, — говорю я, стараясь не думать о всплывшей из памяти картине. Отражение ее лица в стекле, мерцание телевизора, голос Олли. — Мы никогда не вернемся туда.

— Никогда-никогда?

— Никогда.

Она прижимается ко мне так крепко, что делает мне больно. Тем временем все, что она сказала, занимает свое место у меня в голове, как картина, наконец, становится ясной и полной. Никаких больше секретов. Мне не важно, что она сделала. Мне плевать, что случилось там, в Барсе. Теперь круг замкнулся, я нашел ее, а она — меня. Это — лучшая из концовок.

Она идет на кухню, я остаюсь сидеть на кровати, смотреть на дождь и слушать грохот чашек и рокот кофемашины. Наверное, нам стоит замедлить скорость, не бежать так быстро, остановиться и подумать, куда ведет нас это мокрое от дождя шоссе, но мне слишком хорошо, чтобы останавливаться. Если нас никто не ищет, мы можем просто сесть на «Евростар» и уехать в Лондон, туда, где, если верить письмам Бекки, меня все еще ждет работа. Наверняка я знаю одно: я не могу дать ей догадаться, что мы идем наугад.

После того как Карлос сделал краденые данные «Лавера» достоянием общественности, я сомневаюсь, что кто-то продолжил идти по моим следам. Если им и было о чем беспокоиться сейчас, так это о сохранности своих собственных задниц и расследовании, которое было заведено против них самих. Возможно, они придут к Карлосу, но я сомневаюсь, что он раскроет свой источник, ведь он преступник, даже в большей степени, чем я сам. Он мерзавец и предатель, но я благодарен ему за то, что он освободил меня от мишени на моей спине. А может, он был прав с самого начала, и все эти люди, пользователи сайта, просто получили по заслугам за свое безрассудное доверие.

Я бросил Лизин телефон в залив еще в Барселоне, я запретил ей выходить в сеть и проверять входящие сообщения. Я думал, она будет страдать, но она, похоже, счастлива. Она больше не пьет и почти не курит, правда, все еще иногда плачет. А еще она попросила меня купить ей камеру, вроде «Полароида», и несколько кассет пленки, на которой она снимает дождь, дорогу, города, иногда — пальцы наших ног, торчащие из-под белых гостиничных одеял, мои татуированные руки поверх ее белой покрытой мурашками кожи.

Карлос обещал дать мне знать, если полиция найдет ее след. Пока он прислал мне только пару строчек о том, что она была не тем, за кого себя выдавала.

«А разве кто-то из нас тот, за кого себя выдает, оказавшись рядом с человеком, от которого зависит твоя жизнь», — думал я, читая его письмо тем утром.

Меня вполне устраивает Лизино объяснение. Может, потому, что я хочу ей верить, а может, потому, что по правде мне все равно. Пока я чувствую в себе силы двигаться дальше, я буду двигаться. Мы вернемся в Лондон. Она посадит новые растения на окне. Повесит в шкаф свои вещи. Я буду ходить на работу.

— У нас совсем ничего нет, — раздается ее голос. — В смысле никакой еды, Сережа.

Она стоит в дверях с двумя кружками кофе, над которыми клубился сероватый дымок.

— Я даже кофе, можно сказать, украла. Он был так надежно спрятан, в коробку и в пакет, в самом верхнем ящике. Думаю, это хозяйский.

— Ничего, никто не заметит.

— Пойдем поедим. — Лиза плюхается рядом на кровать и протягивает мне кружку. — Я жутко голодная.

Мы бросаем вещи в рюкзаки, споласкиваем грязные кружки ледяной водой из-под крана и выходим под дождь. На часах восемь тридцать утра, единственным местом, где кроме кофе и булок подавали горячую еду на тарелках, оказывается пустое, пропахшее беконом и корицей заведение в американском стиле на одной из боковых улочек по пути к вокзалу. Мы заказываем еду: яичницу с кофе для меня, омлет с тостами для нее. Она отправляется в туалет, посушить феном волосы после дождя. Официантка включает телевизор над баром. Международные новости BBC, как всегда, муссируют тему предвыборной гонки и бомбежек на Ближнем Востоке.