— Помню, конечно! Савелий тогда слежку за собой обнаружил!

— Честно сказать, тогда я ему не слишком поверил. Подумал, просидел паря весь день в портерной, а потом присочинил невесть что! Надо бы его самого порасспросить со всем тщанием. Возможно, купчина этот опять засветился где-нибудь в городе. И к Наумке следует наведаться. Фингал у него наверняка сошел, но впечатления остались! — Иван полез в карман за кисетом, но на полпути рука его остановилась, и он опять уставился в окно, словно там, в темноте, находились ответы на все их вопросы. Через долю секунды опять посмотрел на Алексея. Теперь его рот расплылся в довольной улыбке.

Запустив пятерню в волосы на затылке, он взъерошил их и с победным видом произнес:

— Ты меня знаешь, я крайне редко ошибаюсь! Но чует мое сердце, купчина этот не зря объявился. И внешне он заметный, крепкий да гладкий. Не той ли он породенки, что мы разыскиваем? И пока Савелий не спохватился, возьмись-ка, друг Алеша, за его разработку!

— Побойся бога, Иван! — Алексей не на шутку рассердился. — Похищение ребенка Тартищев непременно свалит на меня. А кроме того, мельника и гадалку тоже никто с меня не снимал.

— Какой ты простой, Алешка! — скривился Иван. — Никто твои дела у тебя не заберет, это точно! Но лучше этого купчину наперед просчитать, прежде чем он новый сюрприз нам преподнесет.

— Ты меня уговариваешь? — справился Алексей. — Интересно, чем сам будешь заниматься? Крышу тестю перекрывать?

— А ты меня не обижай! — напыжился Иван. — Кто меня обидит, дольше недели не проживет!

— То-то я смотрю, по всей округе трупы валяются! — ухмыльнулся Алексей. — И как я не догадался, что это твои обидчики!

— А ты, малец, меня не заводи! — Глаза Ивана сузились. — Гляжу, осмелел совсем!

— Я давно не малец! — Алексей сжал кулаки. — И ты это знаешь! А будешь обзывать, я тебе первый подвешу! Не посмотрю, что старше! Твои язвы меня уже достали!

— Мои язвы? — Иван по-старушечьи всплеснул руками. — Ему слово, а он в ответ двадцать, да еще подвесить собирается. Мне! Ивану Вавилову! Да кто ты такой, чтобы мне угрожать? Я здесь пятнадцать годков, как с куста! А ты без году неделя…

Алексей молча схватил его за грудки, Иван Полякова за запястья…

— Но, но, петухи! — раздалось от порога. — С чего задрались? Больше заняться нечем? — Федор Михайлович Тартищев быстрым шагом прошел к столу Вавилова, опустился на стул и обвел взглядом раскрасневшиеся лица своих агентов. Отметив растерянность на их физиономиях, жестко приказал:

— А ну разойдись! Нашли время, когда кулаками махать!

Иван и Алексей, не глядя друг на друга, уселись на стулья в противоположных углах кабинета.

— Ну вот! Угомонились, и слава богу! — произнес Тартищев и поднял тяжелый взгляд на Алексея. — Что там с Гейслером приключилось? Докладывай! Мне Хворостьянов уже на уши присел по этому случаю, а я не в курсе! Как я ему должен объяснять? Что мой агент где-то шляется, вместо того чтобы доложить начальнику о происшествии?

— Я не шлялся! — вскинул голову Алексей. — Я очень тщательно работал по этому делу! И первичное дознание по горячим следам провел, как полагается! И с Гейслерами…

— Знаю, что с Гейслерами! — отвел от него взгляд Тартищев. — Слышал, что досталось тебе по первое число! Но почему ты упустил этих сволочей? Ведь это редчайший случай, чтоб на глазах у полицейского агента такое происшествие случилось! Почему ты позволил им уйти? Хворостьянов час меня пытал по этому поводу! Уж не сговорился ли ты с ними? Не продался ли?

— Я бы Хворостьянову глотку смолой залил, — вздохнул в своем углу Иван. — Ишь какую чушь порет! Чтобы Алешка продался… Только этот чудила мог такое придумать!

— А ты, голубь, не зарывайся, — предупредил его Тартищев, — смотри, где ты, а где Хворостьянов. Он в одночасье весь наш сыск к чертовой матери разгонит и скажет, что так оно и было!

— Пускай разгонит, — охотно согласился Вавилов, — но только через день на его рожу хочу взглянуть. В городе прохода от жуликов не будет, а в его хату непременно первым делом залезут. Там, говорят, даже в торчке стены бархатом обиты.

— Тебе виднее! — улыбнулся Тартищев. — Видно, сиживал на его торчке? Но это, заметь, гораздо удобнее, чем на дыбе повиснуть! А меня губернатор завтра непременно вздернет. Хорошо, если за ребра, а вдруг за нежные места?

— С нашего губернатора тоже толку с гулькин хрен, — живо отозвался Иван. — Взял бы да попробовал хоть раз за жуликом пробежаться. А то за нежные места! Их бы на пару с Хворостьяновым крючком за эти самые места — да в острог. Пускай бы клопы досыта наелись.

— Иван! — Тартищев в изумлении уставился на агента. — Совсем оборзел! С чего тебя так разобрало? Смотри, пришьют политику! Учти, защищать не буду!

— Понял! — Иван поднялся на ноги. — Дожил Иван Вавилов, дослужился! Начальство политику шьет, всякие мальцы морду пытаются начистить. Это что за жизнь пошла?

— Жизнь пошла хорошая, дальше некуда! — вздохнул Тартищев. — Работы привалило много, выше потолка. И прекрати устраивать мне спектакли! За дело берись! И ты, Алексей, тоже не зарывайся. Амбиции амбициями, а служба службой! Не хватало мне ваших драк. В свободное время — пожалуйста, но без увечий. А на службе — запрещаю! Раз и навсегда! — Тартищев пристукнул кулаком по столешнице. — Увижу — самолично шеи сверну! — Обвел строгим взглядом обоих агентов и приказал Алексею:

— Докладывай про похищение ребенка. Четко, толково! Версии и мотивы! — Он посмотрел на часы и добавил:

— Даю пятнадцать минут, а затем выедем на место происшествия. А потом я хотел бы поговорить с гувернанткой. Где она сейчас?

— Отвез к себе домой. Гейслеры ее выгнали.

— Что ж, привезешь ее сюда завтра, — ответил Тартищев. — Хочу с ней побеседовать один на один. Посмотрим, что за птичка такая. — Заметив, что Алексей достал папку с бумагами, махнул рукой:

— Ладно, начинай!

Утром следующего дня Алексей быстро шел по Тобольской улице. Всю ночь он, как и другие агенты, провел в полиции и в разъездах по городу: обыскивали притоны, ночлежки, богадельни, местные «малины» и блатхаты. Искали мальчика, а вместе с тем выявляли лиц, которые хотя бы понаслышке знали, кто мог совершить это злодейство. Воспитательницу Тартищев велел до утра не тревожить, тем более что она находилась под наблюдением бдительной Ненилы. Усталость выдавали круги под глазами и бледные щеки, но Алексей был бодр, как никогда. Вероятно, бодрости ему прибавило неприятное известие, которое сообщила нянька в прихожей, когда он рано заскочил домой, чтобы выполнить поручение Тартищева.

Именно оно заставило его забыть об усталости. А бодрость возникла от досады, что вновь не удастся избежать разноса, который непременно учинит Тартищев, когда узнает, как его старший агент Поляков опростоволосился. Щеки его горели от предчувствия неприятных объяснений с начальством. Впрочем, себя он нисколько не оправдывал. Сам кругом виноват!