В судах всех уровней, уголовных и общей юрисдикции, действуют стандартные и всем известные расценки на выполнение тех или иных действий (некоторые из этих расценок приводились выше. – Авт.). Особенно коррумпированы арбитражные суды, в которые по этой причине предприниматели предпочитают не обращаться вообще… Коррупционные сети выстраиваются в России вокруг частной зарубежной финансовой и материальной помощи, строительства и реконструкции зданий и сооружений… Сети выстроены вокруг всех российских естественных монополий, таких как РАО ЕЭС и Министерство путей сообщения».[566]

Коррупция, с нашей точки зрения, является в современной России проблемой № 1. В условиях тотальной коррумпированности всех ветвей власти на всех уровнях принципиально невозможно решить ни одной социальной, экономической, политической проблемы. Ибо все сводится к вопросу: кому и сколько надо заплатить?

Официальные статистические сведения о зарегистрированных случаях взяточничества представлены в табл. 10.3. Относительный рост регистрируемых преступлений с 1992 г. не дает представлений об истинных масштабах взяточничества как разновидности коррупционной деятельности. Кроме того, даже из минимума зарегистрированных деяний выявляется лишь половина виновных лиц, а реально осуждается половина выявленных.

Таблица 10.3

Количество и уровень зарегистрированного взяточничества выявленных и осужденных лиц в России (1986 2006)

Некоторые социально-демографические характеристики лиц, виновных в получении и даче взяток, представлены в табл. 10.4. Надо полагать, что рабочие, лица без постоянного источника дохода (доля которых постоянно возрастает!), а также учащиеся – взяткодатели, и тогда доля взяткополучателей – становится все меньше…

Таблица 10.4

Социально-демографическая структура лиц, обвиняемых во взяточничестве, % (1987–2006)

* С 1995 г. не учитывается в связи с незначительными показателями.

В интересной статье В. Лунеева[567] анализируется, в частности, география коррупционной преступности (взяточничество, присвоения и растраты). Приводимые данные лишний раз свидетельствуют о высокой латентности и «избирательности» учета. Достаточно сказать, что самые низкие коэффициенты коррупционной преступности… в Москве – 11,8 и Санкт-Петербурге – 11,2, тогда как в Республике Коми – 78,7, в Костромской области – 70,9, в Курской области – 68,1.

Каковы причины массовой коррупции в России? Я думаю, основными из них являются:

• давняя российская традиция; не случайно массовая коррупционная практика породила поговорки типа: «Не подмажешь, не поедешь», «Сухая ложка рот дерет», «Ты – мне, я – тебе», «Руки для того, чтобы брать» и т. п.;

• бывшая советская коррумпированная «номенклатура» в значительной степени сохранила или восстановила свои позиции в «новой» системе власти;

• номенклатурная приватизация послужила экономической основой коррупции;

• организованная преступность успешно использует взятки, подкуп, обеспечивая свою безопасность;

• со времен СССР коррумпированными оказались и высшие эшелоны власти; ясно, что среднее и низшее звенья чиновничества «с чистой совестью» следуют их примеру (как гласит русская пословица, «рыба гниет с головы»).

Возможно ли противодействие коррупции, включая коррупционную преступность, ограничение ее масштабов? Очевидно – да. Но для этого нужны понимание социальной сущности коррупции, избавление от иллюзий относительно «искоренения», да еще уголовно-правовыми средствами. К числу иных средств можно отнести: максимальное ограничение полновластия чиновников, сведение их функций к формально-регистрационным; максимальное ограничение прав бюрократии по «регулированию» экономики, образования, здравоохранения, науки, культуры и т. п.; резкое сокращение бюрократического аппарата на всех уровнях; усиление независимости бизнеса и личности; повышение независимости и престижа суда (судей); формирование гражданского общества, обеспечивающего контроль за деятельностью чиновников; существенное повышение оплаты труда чиновников (госслужащих) при одновременном повышении их ответственности; обеспечение «прозрачности» их деятельности; наличие реальной (а не демонстративно-показной) политической воли к сокращению коррупции; и др.

Эволюция коррупции и антикоррупционной деятельности в США, ее низкая эффективность и принципиальная невозможность полностью избавиться от коррупции основательно описаны в книге американских авторов. Один из заключительных пассажей книги: «Коррупция и контроль над ней всегда будут с нами».[568]

Г. Политическая преступность

Это сложное для научного, в том числе криминологического, исследования явление, поскольку речь идет не только об анализе действующего законодательства о государственных преступлениях (гл. 29 УК РФ), о преступлениях против мира и безопасности человечества (гл. 34 УК) и соответствующей правоприменительной практике, но и о преступлениях, которые не признаются таковыми самими режимами.[569]

Большинство исследователей политической преступности различают преступления населения против государства и преступления самой власти по отношению к народу.[570] С одной стороны, «совокупность уголовно наказуемых деяний, избираемых в качестве средств достижения целей политического характера».[571] С другой стороны – «некриминализированная преступность властей против своего народа».[572]

Более того, преследование политической преступности в первом (уголовно-правовом) смысле слова само может быть преступным – как борьба преступного режима против политических оппонентов – реальных или же мнимых (вспомним практику гитлеровского и сталинского режимов). Поэтому, в частности, было бы неверно обращаться к анализу текущей практики. Обычно лишь post factum реформированное государство или международные органы в состоянии дать более или менее объективную, более или менее непредвзятую оценку действий режима и его оппонентов (например, Нюрнбергский процесс над немецко-фашистскими преступниками, в случае с Пиночетом, Пол Потом и др.).

И борьба индивидов против государства (режима), и борьба режима (монархического, фашистского, советского) против оппозиции могут рассматриваться как «политическая преступность»: в первом случае, с точки зрения действующего уголовного права (de lege lata), во втором случае – с позиции мирового сообщества, общечеловеческой нравственности, международных правовых актов. Каждый раз возникает проблема «точки отсчета». Если руководство гитлеровской Германии было признано преступным в соответствии с приговором Нюрнбергского трибунала, то аналогичная практика сталинского режима осталась без юридической оценки. Только в наступившем XXI столетии мировое сообщество и национальные правительства и суды возвращаются к правовой оценке преступлений диктаторов прошлого века: Пиночета в Чили, Фухимори в Перу, Пол Пота в Камбодже.[573]

Исследование власти как объекта и субъекта преступных посягательств позволяет утверждать: «Власть обладает всеми признаками, позволяющими считать ее объектом особой охраны и источником повышенной опасности… Власть, которая игнорирует импульсы и потребности общества, которая переключилась на самообслуживание, которая дает неверные управленческие сигналы и ориентиры, – это источник повышенной опасности».[574]

Среди преступлений против государства наибольшую опасность в современном мире представляет терроризм. Его уголовно-правовая характеристика представлена, например, в работах В. Емельянова, С. Дикаева, В. Комиссарова, Г. Овчинниковой.[575] Рассмотрим несколько подробнее терроризм как социально-политический феномен.

Терроризм (terror – лат. страх, ужас) является одной из серьезнейших современных глобальных социальных проблем, потенциально или актуально затрагивающих каждого жителя планеты. Трагические события 11 сентября 2001 г. (теракт в Нью-Йорке и Вашингтоне) лишь подтвердили это. Между тем, как это часто бывает, чем серьезнее, актуальнее и «очевиднее» проблема, тем большим количеством мифов и недоразумений она