Нет единого понимания терроризма и в общественных науках. Вот лишь некоторые из имеющихся определений (всего их насчитывается свыше ста[576]):

• «систематическое устрашение, провоцирование, дестабилизация общества насилием»;[577]

• «форма угрозы насилием или применения насилия по политическим мотивам»;[578]

• «применение насилия или угрозы насилия против лиц или вещей ради достижения политических целей»;[579]

• «насильственные действия или угроза их применения со стороны субъектов политики и преследование ими политических целей»;[580]

• «систематическое использование убийств, телесных повреждений и разрушений или угроз перечисленных действий для достижения политических целей»;[581]

• «метод политической борьбы, который состоит в систематическом применении ничем не ограниченного, не связанного с военными действиями физического принуждения, имеющего целью достижение определенных результатов путем устрашения политических противников».[582]

Из приведенных и других многочисленных определений вырисовываются прежде всего два основных признака терроризма:

– применение или угроза применения насилия;

– его политическая мотивация.

Но есть, очевидно, еще один существенный признак терроризма как социального явления, а не индивидуального акта политического убийства: неопределенный круг непосредственных объектов теракта, применение насилия в отношении неопределенного круга лиц (ни в чем не повинных людей) ради достижения отдаленного объекта – удовлетворения политического (экономического, социального, религиозного) требования.

Обычно различают террор и терроризм:

– террор со стороны правящих властных структур (или «насилие сильных над слабыми», присущее, в частности, тоталитарным режимам);

– терроризм как насилие и устрашение «слабыми сильных», «оружие слабых, жертв „государственного террора“».[583]

Иначе говоря, «террор является насилием и устрашением, используемым объективно более сильным в отношении более слабых; терроризм – это насилие и устрашение, используемое более слабым в отношении более сильного».[584]

История политических репрессий (террора) и террористических актов в виде политических убийств уходит вглубь веков.[585] Однако большинство исследователей отмечают существенные отличия современного терроризма и как «неотъемлемой части государственного террора – одной из форм государственной политики» (Ферро, 1989), и как систематического устрашения общества насилием: массовый характер (вплоть до геноцида со стороны властных структур – Kressel, 1996), все возрастающее количество терактов и их жертв, глобализация (интернационализация) терроризма.

Многочисленны проявления и методы терроризма: захват транспортных средств и заложников; уничтожение транспортных коммуникаций; взрывы, поджоги; военные действия, включая партизанские; отравление источников питания и водоснабжения; применение отравляющих веществ; угрозы применения этих и иных мер и др.

Неопределенность, размытость, многоликость терроризма обусловливают многочисленность его классификаций по разным основаниям (обзор см.: Дмитриев, Залысин, 2000: 30–57; Овчинникова, 1998:9–11).

Терроризм, приводя к бесчисленным жертвам и принося неисчислимые страдания, бесспорно, является преступной деятельностью (преступлением) и заслуживает самой суровой оценки. Но социально-политическая сущность терроризма и желание противодействовать ему требуют более широкого подхода, нежели чисто юридический. Да, террористам нет оправдания с общечеловеческой, принятой мировым сообществом и международными организациями точки зрения. Но ведь терроризм – преступление «особого рода». С точки зрения террористов, организаций и движений, прибегающих к террористическим методам, их требования, отстаиваемые идеи – «справедливы», имеют не меньшую ценность чем те, против которых они выступают. Поэтому борьба с терроризмом, носящим политический (этнический, идеологический, религиозный) характер, – малоэффективна (хотя и необходима). Об этом свидетельствуют печальный опыт Ольстера в Ирландии, затяжной, кровавый характер «борьбы» с баскскими сепаратистами в Испании, алжирскими террористами во Франции, с албанскими – в Сербии, с чеченскими – в России… В конечном счете, терроризм – это месть «исключенных» «включенным».

Мировое сообщество в целом и каждое государство в отдельности должны предпринимать прежде всего политические (экономические, социальные) усилия по предотвращению условий для терроризма, по ненасильственному разрешению межэтнических, межконфессиональных, социальных конфликтов. Разумеется, провозгласить принцип ненасильственного, упреждающего терроризм решения назревших проблем и конфликтов легче, чем его реализовать. Но не существует «простых решений» сложных социальных проблем. Точнее говоря, так называемые «простые решения» (типа «ликвидировать», «подавить», «уничтожить») либо неосуществимы, либо приводят к еще большему осложнению ситуации. Можно (и нужно) бороться с отдельными исполнителями терактов – угонщиками самолетов, киллерами, лицами, закладывающими взрывные устройства и т. п., но нельзя уголовно-правовыми, карательными мерами устранить причины, источники терроризма как метода «решения» социальных (этнических, религиозных, политических, идеологических) конфликтов. Очевидно, не случайно в послевоенном мире террористические организации и движения возникали прежде всего в постфашистских, посттоталитарных, посткоммунистических странах – Италии («Красные бригады»), Германии («Красная армия», неонацисты), Японии (Японская революционная красная армия), Испании, Югославии, России, а также в странах с тоталитарным или авторитарным режимом (Латинская Америка, Ближний и Средний Восток), где отсутствовал опыт демократического, политического решения социальных конфликтов и проблем.

Не существует универсальных рецептов предупреждения терроризма и разрешения сложных проблем, лежащих в его основе. Некоторые общие подходы предлагаются в конфликтологической, политологической литературе.[586]

Важно понять:

• мир без насилия в обозримом будущем невозможен;

• основная антитеррористическая задача – максимально сокращать масштабы терроризма (как насилия «слабых» по отношению к «сильным»);

• основной путь такого сокращения – предупреждение или урегулирование социальных проблем и конфликтов ненасильственными, нерепрессивными, политическими методами;

• необходимо объединение антитеррористических сил против международного терроризма, объединение сил не только политических, включая вооруженные, но и идеологических, культурных, информационных;

• при этом наиболее эффективным «антитеррористическим» средством было бы «включение» «исключенных» в современное мировое сообщество, в мир современной экономики и политической демократии с его уровнем жизни, «равными возможностями», социальной защищенностью. Но наиболее эффективный путь не означает наиболее реальный…

«Абсолютно ненасильственный мир – это нереальная перспектива. Более реальной выглядит задача сократить масштабы политического насилия, попытаться свести его к минимуму. Об этом свидетельствует политическая жизнь развитых демократических государств, где насилие чаще всего второстепенное средство власти».[587]

О преступлениях государств (режимов) против собственных и чужих народов написаны тысячи страниц. Конечно, наиболее одиозными примерами XX столетия служат фашистские Германия, Испания и Италия, советское государство, режим Пол Пота. Но сколько еще было режимов «хунт», «черных полковников», «военщины»… Все они в большей или меньшей степени исследовались и описывались политологами, историками, журналистами. Неизмеримо беднее их криминологический анализ. Это неудивительно в силу некриминализированности их деяний в национальных уголовных законах. Но даже при наличии формальных уголовно-правовых запретов, последние не реализуются, ибо в тоталитарных государствах правоприменительная практика полностью подчинена власти.

Глава 11

Профессиональная преступность

Как всякое устроенное общество, мир мошенников имеет свой приход и расход, свой актив и пассив, одним словом, свой бюджет.

Л. Моро-Кристоф

Выделение профессиональной преступности в качестве относительно самостоятельного вида произошло давно – зафиксировано в 1897 г. на Гейдельбергском съезде международного союза криминалистов. В России был хорошо известен профессиональный вор Ванька-Каин, промышлявший в середине XVIII в. Вместе с тем это один из наименее изученных видов преступности.[588] Объяснений тому несколько.

Во-первых,