Говард вздрогнул, как от удара.

— Я этого просто не понимаю, — тихо проговорил он.

— Все дело во мне.

От этих слов Присциллы я одновременно и растерялся, и испугался, да и Говард резко повернулся и посмотрел на нее. Все время до этого момента она слушала наш разговор молча, но с каждым словом Говарда выражение страха на ее лице становилось все отчетливее.

— Я во всем виновата, — выпалила она. — Только я.

— Не говори глупостей, Присцилла, — сказал я. — Твоей вины здесь не больше, чем моей или Говарда.

Присцилла решительно покачала головой.

— Это моя вина, — упорствовала она. — Если бы меня здесь не было, ничего бы не произошло, Роберт. Мне не следовало ехать с тобой. До тех пор, пока я рядом с тобой, тебе от них не скрыться.

— Ни слова больше, — сказал я резко.

— Но я говорю правду, — возразила Присцилла. В ее глазах заблестели слезы, а голос звучал одновременно и нервно, и решительно. — Они… они просто не оставят тебя в покое до тех пор, пока я нахожусь рядом с тобой.

— Они все равно не оставят меня в покое, даже если тебя и не будет рядом со мной, — возразил я.

— Но тогда ты, возможно, сможешь от них скрыться, — продолжала настаивать Присцилла.

Я несколько секунд сердито смотрел на нее, а затем повернулся к Говарду и гневно сжал кулаки:

— Это ты ее так настроил.

— Да, — сказала Присцилла, прежде чем Говард успел мне что-нибудь ответить. — И я даже рада, что он это сделал.

— И как же ты намереваешься поступить? Бежать отсюда, чтобы наверняка погибнуть? — я попытался придать своему голосу насмешливый оттенок.

— Я в любом случае не могу здесь оставаться, — сказала Присцилла решительно. — Я подвергаю опасности не только тебя, но и всех, кто находится здесь.

— Нет, ты останешься, — гневно сказал я. — Я тебе не позволю принести себя в жертву. Если ты сейчас отсюда уедешь, ты обречешь себя на верную смерть.

— Или же я обреку на смерть всех присутствующих, если останусь. И потом, что ты сможешь со мной сделать? Удерживать меня силой?

— Если потребуется — то и силой, — серьезно ответил я.

Присцилла некоторое время смотрела мне прямо в глаза, затем покачала головой и начала в отчаянии заламывать руки. Я уже не видел ее лица, но заметил, что ее плечи вздрагивают. К тому же, я услышал, что она тихонько всхлипывает. Меня вдруг охватил гнев.

— Браво! — сказал я, повернувшись к Говарду. — У тебя все прекрасно получилось. Прими мои поздравления.

Присцилла резко обернулась.

— Он тут ни при чем, Роберт, — сказала она. — Когда мы обнаружили тебя там, наверху, я сама его расспросила о том, что произошло. К тому же, я не полная дура и тоже кое-что понимаю. Я ведь жила в Голдспи достаточно долго.

Я ничего не ответил. Присцилла, конечно же, была абсолютно права. Однако мой гнев в отношении Говарда не уменьшился. Скорее наоборот.

Рольф громко кашлянул.

— Уже… уже почти три, — смущенно сказал он, стремясь, по всей видимости, как-то ослабить возникшее напряжение. — С минуты на минуту должен прийти Грэй.

Говард кивнул, посмотрел на всякий случай на часы и повернулся ко мне.

— Рольф прав, — сказал он. — Тебе нужно что-нибудь надеть, — тут он повернулся к Присцилле. — А вы, девушка, ступайте-ка лучше в свою комнату и отдохните. Сегодня вечером мы еще раз поговорим обо всем. Все вместе.

Заплаканная Присцилла посмотрела на него, нервно теребя подол платья:

— А о чем можно еще говорить?

— О многом, — ответил Говард. — Вы правы относительно колдунов из Голдспи, однако выводы, которые вы из этого делаете, — неверные. Наши враги определили наше местонахождение, и теперь от того, покинете вы нас или нет, все равно ничего не изменится. Они вас убьют или же — в лучшем случае — отвезут обратно в Голдспи. Нравится это нам или нет, но мы должны держаться все вместе и попытаться как-то выпутаться из этой истории, — он ободряюще улыбнулся. — А сейчас ступайте в свою комнату и немножко отдохните. Вы переутомились, к тому же вообще никогда не стоит принимать поспешные решения.

Присцилла, все еще колеблясь, кивнула. Говард почти незаметно дал знак Рольфу, и широкоплечий великан молча вывел Присциллу из комнаты.

— Теперь можно не переживать, — сказал Говард, после того как дверь за ними затворилась и с лестницы послышались их шаги. — Рольф не спустит с нее глаз.

Я посмотрел на Говарда. В моих мыслях, казалось, бушевал ураган. Я прекрасно понимал, что он прав и что у него только благие намерения, но именно поэтому я его сейчас почти ненавидел.

— Почему бы тебе не пойти в свою комнату и не переодеться? — спросил Говард, явно желая сменить тему. — Вот-вот придет адвокат, а подштанники и покрывало — не совсем подходящая одежда для того, чтобы вступать во владение миллионом фунтов стерлингов.

— Миллио… — ахнул я от изумления.

Говард равнодушно пожал плечами.

— А может быть, даже двумя или тремя, — сказал он. — Я точно не знаю. Но в любом случае тебе следует переодеться.

Я еще некоторое время смотрел на него, затем медленно поднялся и пошел в свою комнату. Когда я входил в нее, мое сердце заколотилось от страха. Хотя Рольф убрал испорченные постельные принадлежности и удалил все другие следы пребывания там ужасной Присциллы-двойника, я все еще боялся даже взглянуть туда, где стояла кровать. Мне также было страшно смотреть в зеркало в ванной, куда я зашел переодеться. Еще немного — и я начал бы громко свистеть — так поступает маленький мальчик, которому страшно заходить одному в темный подвал. Я никогда не был трусом, однако бывают такие ситуации, когда мужество и смелость теряют всякий смысл.

Мне понадобилось минут пять на то, чтобы переодеться и выйти из комнаты. В коридоре я встретился с Рольфом.

Я остановился, посмотрел на него с упреком и указал на дверь комнаты Присциллы.

— Вы обещали не спускать с нее глаз, — сказал я.

Рольф ухмыльнулся.

— Ну да, — промямлил он. — Но она спит. И еще долго будет спать.

— Она так быстро заснула?

Ухмылка Рольфа стала еще шире.

— В чае, который ей дал ГП, было снотворное, — сказал он. — К тому же она не сможет открыть окно, уж об этом я позаботился. Так что все в порядке, поверьте мне.

На какой-то миг я вновь ощутил гнев, однако здравый смысл быстро взял над ним верх. Говард, пожалуй, поступил самым благоразумным образом. Присцилла при данных обстоятельствах страдала морально даже больше, чем это было видно по ней. Она и в самом деле думала, что все, что сегодня случилось, произошло по ее вине. К тому же она была еще довольно юной и вполне могла совершить какое-нибудь безрассудство.