— Матушка…

Кейт сжала руку Реджи. Их мать медленно поднялась из кресла у камина и повернулась к ним. В кухне все выглядело и пахло как обычно: над свежевычищенными полками витал резкий запах скипидара, в большом котле над огнем что-то побулькивало, плиточный пол сиял чистотой. Кейт испытала облегчение от того, что скорбь по Уилли не повлияла на повседневные дела матери. И все же Кейт была готова в любую секунду схватить Реджи и броситься наутек, если мать снова хватится за кочергу.

— Кэтрин?

Кухня осталась прежней, а вот мать изменилась разительно. За прошедшие недели она словно постарела на пятнадцать лет. Седых волос у нее изрядно прибавилось, глубокие морщины избороздили лоб, углы рта и глаз.

Кейт и Реджи стояли неподвижно и смотрели на мать. В конце концов, та заговорила:

— Думала, я вас больше не увижу.

— Ну… — Кейт попыталась улыбнуться, однако попытка вышла жалкая. — Мы вернулись.

Реджи аккуратно отнял у нее руку.

— Мама.

— Реджинальд, по-моему, ты вырос. — Мать зажала рот тыльной стороной ладони. — В этой одежде ты выглядишь как джентльмен.

Реджи подошел к ней, обнял за талию и прижался щекой к ее животу.

— Я по тебе соскучился.

Она неловко потрепала его по волосам, не сводя глаз с Кейт.

Кейт молчала и готовилась к тому, что мать выгонит ее вон.

— Я похоронила Уильяма, — прошептала мать, в конце концов.

Кейт опустила глаза и кивнула.

— Он теперь с Уорреном.

— Я ему это говорила перед… — Голос ее дрогнул.

— Кроме вас, у меня теперь не осталось детей.

Кейт не нашлась что ответить. Так они и стояли: Кейт — у двери, Реджи — обняв мать, мать — положив руку ему на голову. В конце концов, она перевела взгляд на очаг.

— Должно быть, я чувствовала, что вы приедете, и потушила баранину. Проголодались?

— Да, мам, — сдержанно ответила Кейт. — У нас за день крошки во рту не было. Умираем с голоду.

Дни тянулись медленно. Мать и Кейт жили, подчиняясь негласному договору: если никто не упоминает Уилли и обстоятельства его смерти, они могут вполне мирно сосуществовать друг с другом. Кейт подозревала, что мать осознала, что несправедливо набросилась на нее, когда ей рассказали про гибель Уилли, и в каком-то смысле хочет загладить свою вину, обращаясь с ней более любезно, чем прежде.

На следующее после приезда утро Кейт повязала старый фартук на уже поношенное зеленое платье и сунула в карман кошелек леди Бертрис с оставшимися монетами — на случай если найдет доказательства для Гаррета.

Реджи сегодня проснулся в жару, и это ее очень обеспокоило. Она отнесла его наверх и устроила в кухне перед камином, чтобы мать могла за ним присмотреть в ее отсутствие. Рядом с ним она оставила две книжки с детскими стишками.

Мать устремила на нее взгляд проницательных темных глаз:

— Куда ты собралась, Кэтрин?

— Мне надо кое-что сделать. Я вернусь через час или два. Присмотришь за Реджи?

Мать кивнула, и Кейт открыла рот от удивления. Неужели мать действительно устроил ее уклончивый ответ и она не намерена выбивать из нее подробности и ругать безответственной нахалкой?

Кейт поняла, что смерть Уилли и сопутствующие обстоятельства навсегда что-то изменили в матери. Она в ее глазах перестала быть непослушным ребенком и стала женщиной, равной ей.

Кейт отправилась в домик Берти по дороге, уверенная, что никогда больше не станет срезать путь вдоль ручья. Берти уже покоится на кладбище Кенилуорта, но она все равно легко узнает полянку, где увидела его, вспомнит черную дыру во лбу…

Она моргнула, отгоняя ужасные воспоминания.

Подойдя к домику, Кейт открыла дверь ключом, который взяла с тяжелой связки матери, и вошла в дом. Несмотря на общий беспорядок, внутри все выглядело вполне безобидно.

Кейт вошла и закрыла за собой дверь, чтобы преградить путь пронизывающему ветру. Она стянула перчатки и спрятала их в карман фартука — так она сможет лучше обыскать дом.

Прямо перед ней возвышалась кровать Берти, доставшаяся ему некогда от господ. Она занимала большую часть комнаты. Мятое белье покрывал слой пыли — как будто кто-то вскочил с постели и сразу умчался прочь из дома, чтобы уже никогда сюда не вернуться. Слева от кровати целый угол занимал сложенный из камня камин. Над решеткой висел котелок, источавший гнилостный запах. Между камином и нишей с инструментами, кухонными принадлежностями и сухой провизией стояли маленький, грубо отесанный стол и пара стульев. С другой стороны от кровати стоял старый шкаф с выцветшими ручками. На полу валялись предметы одежды, по большей части женской, и несколько фарфоровых баночек от косметики. Забытое белье Кейт не поможет — Жоэль все равно в жизни не признается, что это ее. Нет, ей нужны неоспоримые доказательства.

Кейт начала со шкафа. Внутри она нашла лишь смятую мужскую одежду: очевидно, Жоэль хотела убрать вещи Берти с глаз долой, и ее служанка или она сама запихнула все в шкаф.

Потом Кейт обыскала стол. Посреди лежал каравай заплесневелого хлеба, вокруг стояли грязные тарелки. В углу имелась полка с книгами — Библией и другими религиозными текстами, явно принадлежавшими Берти. Кейт просмотрела каждую книгу в поисках забытых листков, но нашла только начатое письмо, написанное неверной рукой, — это Берти писал дочери. Сердце Кейт сжалось от тоски по доброму старику. Она вернула книги на место и продолжила поиски. На полке обнаружились миска и бритва, которые Берти использовал для бритья, котелок и крупы.

Кейт заглянула под кровать и вытащила оттуда несвежие простыни. Обыскала сундучок перед камином. Все покрывал слой пыли, и к тому моменту, когда Кейт закончила, у нее ныло сердце и она вся перепачкалась.

Со вздохом она опустилась на один из стульев. В уголках глаз выступили слезы. Она устала, замерзла и чувствовала себя очень одинокой. Она скучала по Колтон-Хаусу, по Бекки и сильнее всего — по Гаррету. Как же она по нему истосковалась! Как трудно ей было сидеть тут, вместо того чтобы вскочить, сорваться с места, бегом добежать до Йоркшира и броситься ему на шею!

Внезапно что-то привлекло ее внимание. Что-то, белевшее среди углей в камине.

Кейт бросилась к очагу, упала перед ним на колени и принялась разгребать золу и угли, пачкая руки. И вот она нащупала ее — обугленную пачку бумаг. Под почерневшим краем она прочла приветствие:

«Моя дорогая Жоэль, любовь моя».

— О Боже! — пробормотала Кейт. Слезы ликования побежали по щекам — почерк Уилли она узнала бы где угодно.

Из-за недоработки инженеров часть скалы в Грандфилде, ослабленная работами по добыче гранита и лишенная необходимых опор, обвалилась. Несколько человек погребло под завалом. Прошло полных два дня, прежде чем завал разобрали. Невероятно, но несколько человек выжили. Пятерых работников они потеряли. Гаррет посетил каждую семью и лично выразил им соболезнования. Теперь, спустя целых пять дней, он возвращался в Колтон-Хаус. Он чувствовал себя старым, серьезным и думал лишь о том, что скоро увидит Кейт. Обнимет ее. Ощутит прикосновение ее рук, услышит ее голос. Она успокоит и поддержит его.