Пара лужаек была уставлена ломившимися от яств столами, вокруг которых выстроилось несколько палаток – там жарилось на переносных грилях мясо. Музыка играла разом в нескольких местах, и ритмы разных песен мешались друг с другом. Должно быть, кто-то не поленился притащить сюда генератор, потому что прямо на траве стоял здоровенный телик, перед которым смеялись и спорили, тыча пальцами в экран, с десяток мужчин; похоже, они смотрели запись старого университетского футбольного матча.

Имелись, разумеется, также пара волейбольных сеток и одна сетка для бадминтона, а уж количество летающих тарелочек-фрисби наверняка создало изрядные помехи для локаторов местных аэропортов. Огромный надувной замок угрожающе раскачивался в такт буйным прыжкам десятка ребятишек. Еще большее количество их носились стайками по всему парку, и десятка полтора собак бегали друг за другом или выклянчивали пищу у любого, кто подходил к столу. В воздухе пахло углем, мескитовым дымом и репеллентами; над полянами висел гул оживленных разговоров.

Я постоял с минуту, вглядываясь в отдыхающих. Найти Мёрфи в толпе из двухсот человек – задача не из простых. Я старался искать методично, прочесывая собравшихся взглядом слева направо. Мёрфи я не увидел, зато до меня вдруг дошло, что изукрашенный синяками и ссадинами чувак шести с полтиной футов роста в черной кожаной куртке как-то не слишком вписывается в атмосферу семейного пикника. Двое мужчин начали коситься на меня так выразительно, как могут только служители правопорядка.

Еще один тип, проходивший мимо с пластиковым баллоном на плече, проследил направление их взглядов и повернулся ко мне. Лет ему было где-то между тридцатью и сорока, и рост его на дюйм или два превышал средний. Короткая стрижка, аккуратная бородка… Сложение – из тех, какое поддерживают по-настоящему опасные люди: не преувеличенно рельефные мышцы, но подтянутое, словно литое из стали, намекающее не только на силу, но и на стремительность, выносливость. Типичный коп. И не спрашивайте меня, как я об этом догадался, – просто так уж он себя держал, так следил за окружением.

Он резко изменил курс и подошел ко мне.

– Привет, приятель, – произнес он.

– Привет, – отозвался я.

Голос его звучал вполне дружелюбно, но нотки подозрительности я в нем все-таки услышал.

– Вы не возражаете, если я поинтересуюсь, что вы здесь делаете?

Блин, как не вовремя-то…

– Ну?

Он отбросил наигранное дружелюбие.

– Послушай, парень, это семейное мероприятие. Почему бы тебе не найти другую часть парка и не постоять там?

– Свободная страна, – буркнул я. – Общественный парк.

– Забронированный на день семейством Мёрфи, – поправил он. – Послушай, парень, ты пугаешь детей. Проходи.

– Или вы вызовете полицию? – вежливо спросил я.

Он поставил баллон на траву и выпрямился передо мной, расправив плечи, – чуть дальше, чем требовалось бы мне для хорошего удара под дых. Вид у него, впрочем, оставался совершенно расслабленный. Он знал, что делает.

– Так уж и быть, в виде исключения сначала вызову «скорую».

К этому времени мы уже окончательно отвлекли внимание футбольных болельщиков от экрана. Я достаточно разозлился и испытывал острый соблазн подразнить его еще немного, но умом понимал, что лучше не надо. Ясное дело, копы у телевизора дежурили неофициально, в выходной, но поколоти я кого-нибудь из них, меня могли бы задержать, а тут и смерть Эммы всплыла бы. Мне вовсе не улыбалось оказаться за решеткой… собственно, это означало бы для меня смерть.

Парень продолжал смотреть на меня со спокойной уверенностью – даже при том, что ростом и шириной плеч я не уступал ему, а весом так и вовсе превосходил фунтов на сорок—пятьдесят. Он знал: случись что, и ему тут же придут на подмогу.

Приятное, должно быть, ощущение.

Я поднял руку вроде как в знак капитуляции.

– Сейчас уйду. Мне нужно только коротко переговорить с Кэррин Мёрфи. По делу.

Мгновение на лице его отражалось неподдельное изумление, потом он взял себя в руки.

– О! – Он огляделся по сторонам. – Она вон там. Судит футбольный матч.

– Спасибо.

– Ерунда, – откликнулся он. – Кстати, знаете, вы не умерли бы, веди себя чуть повежливее.

– К чему рисковать? – буркнул я, повернулся к нему спиной и направился в сторону поляны, превращенной на этот день в футбольное поле. По полю бегала за мячом небольшая толпа подростков, слишком взрослых для детской площадки, но не созревших еще до более зрелых развлечений. За игрой наблюдали несколько мамаш, но Мёрфи я среди них не увидел.

Я решил вернуться ко входу и спросить еще раз – я вполне дошел до той кондиции, когда помощь посторонних не казалась уже чем-то постыдным.

– Гарри? – послышался голос Мёрфи у меня за спиной.

Я повернулся. Челюсть у меня невольно отвалилась и повисла, едва не стукнувшись о землю. Хорошо еще, никто из детишек не запулил футбольный мяч в мою разинутую ротовую полость. Наверное, прошло не меньше минуты, прежде чем я смог выдавить из себя хоть звук.

– Т-ты? В п-платье?

Она испепелила меня взглядом. Возможно, Мёрфи и не подпадает под характеристику «гибкая, как тростинка», но сложение у нее, как у профессиональной гимнастки: упругая, подвижная, сильная фигура. Честно говоря, рост в пять футов с таком, вес в сто фунтов с таком и женский пол мало содействовали ее карьере. Скорее наоборот, и убедительное тому подтверждение – место начальника отдела специальных расследований, пост, который до нее считался неким эквивалентом темницы в Бастилии… ну или водоема с пираньями.

К великому сожалению тех, кто пихнул ее на это место, Мёрфи на нем преуспела. Не в последнюю, кстати, очередь благодаря тому, что взяла на внештатную должность консультанта единственного профессионального чародея в Чикаго. Но конечно, в первую очередь потому, что чертовски здорово работала сама. Она пользовалась доверием подчиненных, она смогла сплотить их в отменную боевую команду, успешно прошедшую множество крутых переделок – как с моим участием, так и без оного. Она была умна, решительна, смела—в общем, практически во всех отношениях являла собой идеал полицейского начальника среднего звена.

За одним-единственным исключением: она не была мужчиной. И это – в профессии, традиционно остающейся, можно сказать, закрытым мужским клубом.

Как следствие Мёрфи развила в себе ряд качеств, свойственных обыкновенно мужчинам. Она заработала кучу спортивных призов по стрельбе, еще больше призов по всяко-разно боевым единоборствам и продолжала тренироваться – по большей части вместе с подчиненными-копами. Ни у одного ее сотрудника не возникало ни малейшего сомнения в том, что в поединке один на один Мёрфи запросто откроет самым нехорошим из нехороших парней новые горизонты физической боли, и никто из выживших после той заварухи с луп-гару не оспаривал ее меткости и отваги. Но Мёрфи не была бы Мёрфи, если бы не пошла дальше. Волосы она стригла короче, чем ей хотелось бы, и почти полностью обходилась без косметики и парфюмерии. Она одевалась функционально – обращаю внимание: не неряшливо, но неброско и удобно, – и никогда на моей памяти не наряжалась в платье.