– Что они, чтоб им провалиться, затевают? – спросил Магн.

– Думаю, мы только что наблюдали конфликт интересов между советником вождя и его жрецом, – пояснил Корбулон. И криво усмехнулся. – Совсем как спор между Сеяном и верховной жрицей Весты. Только на этот раз победа, похоже, осталась за представителем религии.

– Это не его жрец, – поправил Фауст. – У них жрецы переходят из страны в страну и от племени к племени. Они не принадлежат никому, кроме своих богов.

В дальнем краю лагеря снова послышались крики, и пару минут спустя воины вернулись, ведя пятерых молодых мужчин, на шее у которых болтались веревки, а руки были связаны. Красно-коричневые туники сразу выдали их принадлежность.

– Это ведь наши парни! – воскликнул Веспасиан. – Что они собираются с ними делать?

– Нечто, что, как мне кажется, фракийцам не поможет, – ответил Корбулон.

Перепуганных легионеров согнали в кучу у края лагеря, где выстроилась линия из пятидесяти фракийцев со щитами. За веревки, накинутые на шею, римлян поместили перед щитоносцами. В таком порядке процессия двинулась вниз по склону, группа подборщиков трупов держалась на небольшом расстоянии позади.

– Ну же, Галл, сделай, что должен, и смети этих ублюдков! – почти неслышно прошептал Корбулон.

Отряд достиг груды убитых, перебрался через нее и встал. Пленники упали на колени, их мольбы и крики огласили склон. Похоронная партия принялась собирать тела. Римские когорты замолотили пилумами о щиты. Было видно, как перед фронтом появился Галл на коне, со вскинутой вверх рукой. Трибун остановился в середине линии, повернулся к фракийцам и опустил руку. Пятьдесят стрел перелетели реку, и пленники смолкли. Римляне притихли.

– Молодец, Галл, – промолвил Корбулон.

– Но он только что прикончил наших парней, командир! – взъярился Веспасиан.

– Разумеется. И если им хватило ума, они умоляли его именно об этом. Не исключено, что через час или два любой из нас будет завидовать их судьбе.

Следующий залп ударил в стену щитов, третий – в похоронную партию, оттаскивающую трупы, поразив немало фракийцев. Остальные побросали работу и бросились бежать.

Лишившись живого прикрытия, воины стали отступать. Но, не имея дисциплины солдат регулярной армии, не выдерживали строя. В нем образовывались промежутки, которыми лучники умело пользовались. На холм вернулось чуть более половины щитоносцев.

Справа от Веспасиана остромордый выкрикивал в адрес римлян проклятия и тряс бритой головой, тогда как вождь бесстрастно восседал, положив сжатые кулаки на колени. Мужчина с раздвоенной бородой сказал что-то вождю, тот кивнул и отпустил его. Жрец взвыл, глядя, как советник направляется вниз по холму к остаткам похоронной партии.

На этот раз фракийцы подобрали римские трупы на верхнем склоне холма и подготовили для них отдельный погребальный костер. С противоположного берега послышались одобрительные крики.

Корбулон просветлел.

– Похоже, вождь имеет неглупого советника. Прислушайся он сразу к нему, а не к этому уродливому жрецу, в его распоряжении осталось бы больше подданных.

– Мне не хотелось бы сводить близкое знакомство с тем лысым, – заметил Магн. – Но у меня такое чувство, что если мы не сумеем найти способа убраться отсюда, этой встречи нам не миновать.

Веспасиан бросил на друга свирепый взгляд.

– Полагаю, лучше тебе держать свои мысли при себе!

– Но он прав, командир, – сказал Фауст, делая очередную попытку ослабить путы.

У подножия холма оставались нетронутыми только те убитые, что полегли у самой реки. Похоронная партия снова отправилась в путь под ветвью мира. Сначала подобрали римлян, включая недавно застреленных пленников, потом стали уносить фракийцев. Ни одна стрела не помешала работе. Одно из тел было извлечено с особым почтением и удостоилось отдельного погребального костра.

Со временем поле было полностью очищено от трупов и отрубленных частей тел. Только темные пятна на траве, да кое-где кучка внутренностей, отмечали места, где люди встретили смерть.

Без каких-либо церемоний фракийцы запалили костер с римлянами, а затем занялись своими павшими.

Остромордый жрец встал перед всеобщим собранием и завел серию коротких песнопений, которым его паства подтягивала с возрастающей истовостью. К хору присоединились даже караульные у клетки. Вождь тем временем подошел к подножию небольшого костра с одиноким воином. Завывания достигли пика, потом резко оборвались. Вождь воздел руки в жесте мольбы, затем издал крик, полный печали.

– Неудивительно, что им так хотелось добраться до трупов у реки, – сделал вывод Корбулон. – Похоже, их вождь потерял там родича.

– Или возлюбленного? – высказал предположение Магн.

– Нет, фракийцы не как греки, – возразил Фауст. – Насколько мне известно, они предпочитают исключительно женщин, мальчиков и овец. Но не обязательно именно в таком порядке или по отдельности.

Толпа фракийцев раздвинулась, и вперед вытолкали еще одного сопротивляющегося человека в красно-коричневой тунике.

– Сколько еще у них осталось? – спросил Веспасиан.

– Если никто не погиб в схватке, то еще один, кроме этого. Ну и мы четверо, – ответил Фауст.

Под непрерывно льющийся из уст жреца поток молитв и причитаний с легионера содрали одежду. Потом его пригвоздили к земле между двумя кострами, предварительно заткнув рот кляпом, чтобы заглушить крики. Десять обнаженных по пояс воинов, верхом на лошадях, начали ритуальную круговерть. У каждого поперек седла лежало большое полено или камень. Жрец выхватил из-за пояса нож и воздел к небесам. Первый всадник поднял полено и опустил его на римлянина. Удар сокрушил несчастному ребра. За ним последовал второй, потом третий, с камнем, потом четвертый снова с поленом. Все по очереди уродовали распростертое тело. Солдат умер прежде, чем получил последний камень.

Веспасиан смотрел, улавливая смысл происходящего. Он уже догадывался, что будет дальше. Юноша положил руку на талисман, подаренный ему Ценис. Жрец выступил вперед, размахивая ножом. Ухватив гениталии убитого легионера одной рукой, он одним взмахом отсек их. Фракийцы взвыли. Жрец протянул окровавленный кусок плоти вождю, который принял его в обе ладони и поднял над малым погребальным костром. Он произнес тихую молитву, затем возложил свой жуткий дар на грудь павшего родича. К пропитанной маслом поленнице поднесли факел, вверх взметнулись языки огня.

– Чудные дела тут творятся, – сказал Магн, делая знак, отводящий дурное. – Что бы все это значило?

Веспасиан промолчал, припоминая историю, поведанную ему Ценис вместе с подарком-амулетом.

– Это как в «Метаморфозах» Публия Овидия… – начал было Корбулон, но осекся.

Готовое сорваться с языка наблюдение, касающееся литературы, прервали вопли со стороны большого костра. К нему, приготовленному для семисот с лишним тел, поднесли деревянную клетку, такую же, как их собственная. В ней находился последний легионер. Парень знал об ожидающей его участи, но не в силах был ее предотвратить. Когда клетку поставили наверх, жрец разразился очередной порцией молитв. Люди с горящими факелами обступили костер. Заточенный солдат взывал к богам, товарищам, матери. Никто не мог ему помочь. Жалобы заглушили завывания остромордого, который не замолкал ни на секунду.