слишком часто. Однако он произнес почти пятнадцатиминутный монолог о тайных источниках писательской креативности, который можно было бы резюмировать фразой «лучшие идеи приходят под душем».

Следующей руку подняла молодая женщина. Она хотела знать, включает ли писатель в свои романы материал, который получает в роли Груба Крадонха. Писатель ответил уклончивой отговоркой. В ответ женщина заявила, что якобы надиктовала ему несколько обширных частей его нового романа в «Добром огре». Карлсберг яростно отрицал обвинения, однако женщина не уступала. В итоге помощнице пришлось практически вырвать у нее микрофон из рук, чтобы положить конец перепалке.

— Спасибо, думаю, нам пора переходить к следующему пункту программы, — сказал писатель, когда еще одна рука взметнулась в воздух.

Поднял ее парень в синей толстовке, который в своем инвалидном кресле расположился вплотную к сцене. И прежде чем Карлсберг успел остановить помощницу, она всунула в поднятую руку микрофон.

— Ваши, так сказать, романы — выдуманные миры, которые вы создаете по образцу другого выдуманного мира — Горайи, — произнес молодой мужской голос.

Айзенберг оцепенел.

— Как вы думаете, может быть, и наш мир — мир, в котором мы сейчас находимся, этот зал, эта сцена, все это здесь лишь фикция?

Айзенберг вскочил со стула.

— Вот он! — закричал он одновременно и в микрофон на вороте рубашки, и напрямую Варнхольту с Морани.

Оба испуганно посмотрели на него и тоже вскочили на ноги.

— Это интересный вопрос, которому я посвятил свой первый роман «Мир Хельманна», — ответил Карлсберг.

Айзенберг пробирался к сцене, Варнхольт и Морани следовали за ним. С двух сторон к ним направлялись Клаузен и оперативники.

— У меня… — молодой человек в инвалидном кресле запнулся. — У меня есть конкретное доказательство того, что мир — не реален!

Всего пара шагов отделяла Айзенберга от преступника. Выходит, он был совсем глуп, если решился представить здесь на публике свои скомканные доводы. Он попался!

— «Мир на проводе» — это все правда! Это…

Яркая вспышка ослепила Айзенберга. В грудь прилетел удар такой силы, словно его толкнул локомотив. Мир вокруг вдруг сделался кромешно черным и странно тихим. Слышалось лишь отдаленное попискивание. Он лежал на полу.

Я умер? Вопрос пронесся в его голове, однако был быстро вытеснен, по всей видимости, невредимым разумом и заменен рассуждениями более насущного характера: что это было? Бомба?

Черноту разбавили яркие пляшущие пятна. Писк стал громче. Вскоре к нему примешался глухой шум. Айзенберг пошарил руками вокруг себя. Он лежал, голова его оказалась под стулом. Кто-то наступил на его ногу, споткнулся, ударил его.

Постепенно яркие пятна рассеялись, и Айзенберг смог нечетко различить картину вокруг. В зале творился переполох. Люди носились с воплями, зажимая руками глаза и уши. В нескольких метрах от себя он увидел лежащую на полу Морани. Он, как смог, поспешил к ней на ватных ногах.

— Вы в порядке? — спросил он, испытывая ощущение, что слышит сам себя со стороны.

Она кивнула и поднялась на ноги.

Оле Карлсберг лежал на полу со сцепленными на затылке руками, словно ожидая второго взрыва. Пульт был опрокинут. Стоявший на нем стакан разбился вдребезги, а вокруг валялись десятки листов бумаги. Перед сценой стояло инвалидное кресло.

В нем никого не было.

Глава 52

Они здесь. Трое из них — точно, а может быть, и больше. Комиссар сидит за столом посередине. Он смотрит в твою сторону, никакой реакции. Справа и слева от него — толстяк и женщина, за ноутбуками для маскировки. Они озираются по сторонам, как будто потеряли тебя из вида, но знают, что ты что-то задумал. Хотят ли они тебе помешать? Или просто наблюдают? Твое сердце бешено колотится. Ты все поставил на карту. И пора ее разыграть.

Ты дожидаешься, когда писатель закончит речь, поднимаешь руку, но кто-то тебя успевает опередить. Когда ты — в инвалидном кресле, твою руку плохо заметно. И вот опять кто-то впереди тебя. Тупые болваны. Из-за шумоизолирующего материала в ушах ты практически не слышишь, о чем они говорят. Карлсберг нервничает, это заметно без слов, он пытается уйти от ответа. Она продолжает наступать. Она из их числа, хочет, чтобы до тебя не дошла очередь говорить в микрофон.

Как раз когда ты уже потерял надежду, помощница кладет тебе в руку микрофон. За секунду ты вспоминаешь заготовленный текст. Писатель что-то говорит в ответ, но ты не слышишь. Ты отвечаешь за него, отвечаешь конкретным примером, вынимая левой рукой чеку из светошумовой гранаты.

— «Мир на проводе» — это все правда!

Ты подбрасываешь гранату в воздух и зажмуриваешься.

— Это…

Взрыв обрушивается на тебя со всей мощью. Ты, словно парализованный, сидишь в своем кресле. От боли раскалывается голова и отдает в плечи. Пахнет жжеными волосами и магнием.

Пять секунд. Ты хочешь встать, но тело не повинуется. Перед глазами — яркие пятна. В ушах — страшный шум, похоже, защита не сработала. Нужно уходить отсюда!

Наконец-то тебе удается пошевелиться. Осколки гранаты лежат на краю сцены. Ты собираешь их, обжигаешь себе пальцы, но игнорируешь боль.

Три секунды. Следуй плану! Ты снимаешь толстовку. Заматываешь в нее гранату, очки и черный парик и засовываешь все в рюкзак.

Одна секунда. Нужно встать с кресла, успеть пройти несколько метров. Другие уже начинают приходить в себя. Ты склоняешься над молодой женщиной на полу, помогаешь ей подняться, вокруг тебя начинается паника.

— Ты в порядке?

Она ошарашенно смотрит в ответ. Люди кричат и беспорядочно бегут. Пытаются найти аварийные выходы. Их поток тащит тебя. Ты едва сдерживаешься, чтобы не оглянуться на комиссара.

На улице еще светло. Тебя захлестывает эйфория. Ты сделал это! Ты бежишь с толпой людей, покидаешь место, сворачиваешь влево, в улицы промзоны, отделяешься от остальных.

Вынимаешь из ушей пластмассовые затычки, достаешь зеркальце. Отражение ужасает тебя. Красное лицо. На лбу — волдыри от ожогов, кепка едва скрывает их. Но это уже не важно.

Глава 53

— Он одет в джинсы и синюю толстовку! — кричал Айзенберг в свой мобильный. — Что? Я не слышу вас… Не имеет значения, высылайте скорую! Здесь десятки пострадавших!

Он завершил вызов. В такой неразберихе продолжать телефонный разговор было бессмысленно. К моменту, когда оперативный штаб объявит всеобщий розыск, будет уже поздно.

Он поискал глазами. Клаузена нигде не было видно, как и других оперативников. Но в творившемся хаосе нельзя быть уверенным ни в чем. Двое стражников тушили небольшой пожар на сцене. Санитары, дежурившие до этого на улице, оказывали помощь пострадавшим. Один из них склонился над Карлсбергом,