Когда он достиг края холма, его волосы в лучах слабого осеннего солнца показались светлее, чем были на самом деле. Какое-то мгновение он выглядел как призрак мальчика, которого я знал когда-то. Однако в следующую секунду Маркуса уже не было видно, а вместе с ним исчез и призрак.

Я полз по тоннелю медленно, подобно крабу. Моя больная нога постоянно дергалась. Несколько раз я подумывал о том, чтобы повернуть назад. Однако даже это было бы проблематично, поэтому я продолжал на четвереньках двигаться вперед, сражаясь с накатывавшей на меня клаустрофобией и морщась каждый раз, когда висевший у меня за спиной рюкзак бился о свод тоннеля.

Казалось, прошло несколько десятилетий, за которые я успел ободрать себе колени и почувствовать себя так, словно у меня на спине вырос горб. Но вот наконец тоннель достаточно расширился для того, чтобы я смог, пусть и согнувшись, встать. Шедшие вниз крутые ступени привели к чему-то, казавшемуся сплошной каменной стеной. Поводив фонарем, я обнаружил узкий лаз, практически полностью скрытый тенями. Ну конечно. Еще один вход. Или выход. Это объясняло, каким образом Энни исчезла. И почему я не смог ее найти. Я протиснулся сквозь этот лаз.

Двадцати пяти лет словно не бывало. Я вновь стоял в пещере из своих детских кошмаров. Теперь мне, взрослому, она казалась чуть меньше. Потолок уже не смотрелся столь высоким, напоминавшим свод собора. Да и сама пещера уже не выглядела столь обширной. Впрочем, это не помешало моим волосам встать дыбом.

На земле лежало несколько черепов. Рядом с ними валялись банки из-под сидра и сигаретные окурки. В тех участках стен, которые некогда подверглись вандализму со стороны Хёрста и Флетча, зияли темные дыры, однако выше камень по-прежнему испещряли причудливые узоры из желтых и белых костей. Я не мог оторвать от них взгляд. Те, кто не вернулся. Кто остался, чтобы превратиться в жуткое убранство или, возможно, подношение.

Я задумался, сколько лет было этому месту. Сотни? Тысячи? Просто удивительно, что оно не было уничтожено за все время горных работ. Или шахтеры все же на него наткнулись? Я задумался об аварии на арнхилльской шахте, причины которой, несмотря на все расследования, так никогда и не были до конца установлены. Как не были найдены и виновные. Под пещерой однозначно должны были быть наклонные шахтные стволы. Могли ли шахтеры подобраться слишком близко, потревожив гораздо более древнее подземелье, веками спавшее в ожидании, что его обнаружат?

Я медленно двинулся вдоль стен, глубоко дыша и стараясь сохранять спокойствие. Это всего лишь пещера. Мертвые не способны причинить нам вред. Кости – это просто кости. А тени – просто тени. Вот только тени никогда не являются просто тенями. Они – это самая глубокая часть тьмы. А самая глубокая часть тьмы – это то место, где скрываются монстры.

Нужно действовать быстро.

Я достал из рюкзака предмет, который привезла мне Глория. Мои руки тряслись, и я весь промок от пота. Пробормотав ругательство, я одернул сам себя. Все нужно сделать точно. Если я просчитаюсь, то разнесу на куски самого себя. С величайшей осторожностью и чувствуя себя по-идиотски неуклюжим из-за своей забинтованной руки, я положил этот предмет в самом центре пещеры и отступил назад, заставив себя развернуться. Я слышал их щелканье. Предупреждение. Угрозу. Протиснувшись обратно в лаз, я захромал вверх по ступеням так быстро, насколько мог. Я говорил себе, что должен быть осторожнее, что спешка – это именно то, что им нужно. Один неосторожный шаг – и я полечу вниз, как это уже было однажды.

Достигнув тоннеля, я пополз по нему. По крайней мере теперь мой рюкзак был пуст. А мысль о том, что я оставил внизу, – и внезапный приступ паранойи по поводу того, что у меня ничего не выйдет, – заставляли меня двигаться еще быстрее.

Обливаясь пóтом и трясясь, я выбрался на свежий воздух. Мои ноги подкосились, и я рухнул на каменистую почву.

Какое-то время я так и лежал, стараясь отдышаться и позволяя ветру остудить пот на моей коже. Затем я сел и выудил из кармана пачку сигарет. Щелкнув зажигалкой, я затянулся одной из них так, словно она была кислородной маской. Я уже подумывал зажечь от окурка первой сигареты еще одну, однако, взглянув на часы, неохотно убрал пачку обратно в карман.

Я достал телефон. Узнать его номер было несложно. Набрав этот номер, я принялся ждать. Он ответил после третьего гудка. Люди почти всегда отвечают после третьего гудка. Когда-нибудь обращали на это внимание?

– Алло.

– Это я.

Повисла тишина. А затем я, чувствуя себя героем плохого триллера, произнес:

– Думаю, нам надо поговорить.

Он преуспел в жизни. Так обычно говорят, когда видят чье-то богатство и успех, не правда ли? Как правило, имея в виду большой дом, дорогой костюм и блестящую новую машину.

Мы меряем жизнь по странным меркам. Считаем, что способность приобрести обширную жилплощадь или жрущее наибольшее количество топлива средство для сиденья в пробках – это главный показатель того, что мы чего-то добились за короткий срок, отпущенный нам на этой планете. Несмотря на все наши достижения, мы по-прежнему судим о людях по их доходам, барахлу и возможностям.

Впрочем, полагаю, что с этой точки зрения Стивен Хёрст действительно «преуспел».

Хёрст жил на перестроенной ферме примерно в полумиле от Арнхилла. Перестройка фермы означала, что старый дом полностью лишился своего изначального внешнего вида, методично раздавленного акрами стали, стекла и треклятых складных дверей.

В этот вечер на усыпанной гравием подъездной дорожке стояла всего одна машина. Новенький «Рейндж Ровер». Мэри уехала с Джереми в Ноттингем, чтобы купить ему новые кроссовки и поесть пиццы. С обратной стороны дома виднелись длинный сад, джакузи и бассейн с подсветкой. Дороговато для человека, живущего на зарплату члена сельсовета.

Возможно, Мэри осталась с ним именно по этой причине. И все же в конечном итоге это не значило ровным счетом ничего. Потому что годы, когда можно было наслаждаться бассейном и джакузи, летели быстрее, чем она могла себе вообразить. Быть может, стоило их потратить на то, чтобы наслаждаться свободой, живя как можно дальше от этого места. Впрочем, полагаю, все зависело от того, насколько сильно тебе хотелось, чтобы в твоем доме были эти складные двери, и чем ты готов был ради них пожертвовать.

Я взглянул на часы. 8: 27 вечера. Помедлив еще мгновение, я заставил себя поднять руку и позвонить в дверь.

Из глубины дома донесся звонок. Я ждал. Послышались шаги, и дверь распахнулась.

Никогда бы не подумал, что человек способен состариться за два дня, однако я готов был поклясться, что с Хёрстом произошло именно это. В ослепительном свете охранного фонаря он выглядел гораздо старше своего возраста, практически пенсионером. Кожа свисала с его лица подобно мокрой тряпке, а налитые кровью глаза едва виднелись из-под серых век. Он не подал мне руки и не произнес ни слова приветствия.