В Риме Муссолини сердито заявил зятю — графу Чиано: «Запомни этот день. Я предсказываю сегодня поражение Франко. Красные — бойцы, а Франко — нет».

В таких твердынях националистов, как Бургос, несколько дней царило замешательство и пораженческий настрой. Считавшийся побежденным неприятель вырвал инициативу. После Арагонской битвы это было трудно понять. «Новое государство» Франко получило самый тяжкий за всю войну удар на поле сражения. Впервые после Сарагосского сражения его войска отступали на широком фронте.

Правда, прорыв врага на Эбро и крайне неудачное начало новой, тяжелой и незапланированной в Бургосе битвы не привели к роковому смятению в руководстве националистов. Франко в Бургосе и Ягуэ на передовой сохранили самообладание и способность к трезвой оценке событий.

Каудильо многие считали коварным и злопамятным. Однако он не попытался свести счеты со строптивым и самоуверенным Ягуэ, взвалив на него ответственность за потери и отступление. Оставив Ягуэ на посту, он тем самым выразил ему полное доверие.

Каудильо немедленно санкционировал прекращение операций в Валенсии и Эстремадуре и направил сильные резервы к Эбро, снимая их со всех прочих направлений. Германо-итальянской «легионарной авиации» было предписано обрушиться не на авангарды Модесто, штурмовавшие Гандесу, а на республиканские переправы и тылы, дабы оставить Листера и Тагуэнью без пополнений и снабжения.

Первоначально Франко даже собирался продолжить отвод войск Ягуэ на юг. Как прежде он был готов пожертвовать Сарагоссой ради захвата Севера, так теперь он был готов смириться с временной потерей Гандесы и Альканьиса ради выигрыша сражения в целом. Каудильо на основании всего прежнего хода войны был уверен, что враг все равно продвинется ненамного, а затем его, лишенного снабжения, будет нетрудно в короткий срок отрезать и уничтожить фланговыми ударами южнее Эбро.

Предвидя большие трудности, каудильо вскоре направил в Берлин ходатайство о новой большой партии военных поставок. Он предусмотрительно заказал нацистам сотню полевых орудий, 2000 пулеметов, 50 000 винтовок, новые танки противоснарядного бронирования и «побольше снарядов к 88-миллиметровым зениткам».

В сроках и темпах наступления «красных» Франко и его штаб не ошиблись. Высшее республиканское командование снова, как в дни Брунете и Теруэля, было загипнотизировано успехом первого дня операции и уверовало в его продолжение по инерции. Оно напоминало заложника собственных победоносных сводок первого дня битвы. Генерал Рохо отказал прорвавшему оборону врага Модесто в резервах, а без них наступление стало выдыхаться уже на третий день операции.

Роковое последствие разгрома и бегства республиканцев в Арагоне — нехватка грузовиков — помешало оперативному применению введенных в сражение рекрутов, которым пришлось следовать к полю боя пешком.

Участники сражения и его историки отмечали, что наступление республиканских танков на первый-второй день операции могло вывести пехоту Модесто в глубь Арагона, к самому Алька-ньису (75 километров от излучины Эбро), то есть к предместьям Сарагоссы. В восточном Арагоне националисты не имели укреплений и запасов. Но переправить через Эбро бронетехнику и артиллерию Барселона разрешила только на четвертый день битвы, когда было уже поздно — отброшенные от реки националисты успели прийти в себя, получить первые подкрепления и восстановить сплошную оборону.

К тому же танки и бронеавтомобили, скопившиеся у немногих переправ, стали удобной мишенью господствовавшей в воздухе «легионарной авиации». Не успев войти в контакт с противником, они несли совершенно напрасные потери. Впервые в военной истории ВВС оказались опасным противником бронетанкового оружия.

«Легионарии» наносили непрерывные удары по переправам. Правда, разрушить их оказалось трудным делом из-за небольших размеров целей и вражеского зенитного огня. Участники сражения подсчитали, что хорошо подготовленные германские пилоты затрачивали на разрушение каждой из переправ не менее 500 бомб. Итальянские и испанские летчики попадали в переправы еще реже, а работавшие круглые сутки республиканские саперы по многу раз восстанавливали разрушенное.

Между тем республиканскую авиацию Рохо и Негрин приказали перенацелить на помощь Модесто с огромным опозданием, только на восьмой (!) день сражения — 2 августа. Одни фронтовики считали это грубейшим просчетом, другие — плодом предательства в военном министерстве.

29–30 июля победоносно начавшееся наступление Армии Эбро было окончательно остановлено националистами. К Ягуэ прибыли резервы из Кастилии и Андалузии (в том числе наваррские бригады), и силы сторон уравнялись. У перешедших к обороне Солчаги и Кейпо ставка Франко забрала в пользу фронта на Эбро всю бронетехнику и часть артиллерии.

Еще через несколько дней на стороне националистов было преимущество в живой силе и технике. На Эбро появились лучшие полевые командиры националистов — покорители Севера Алонсо Вега и Гарсиа Валино, штурмовавший Мадрид полковник Кастехон.

6 августа Ягуэ развернул ответные атаки против республиканского плацдарма, пытаясь отсечь Модесто от переправ. Ударам пехоты и танков подвергся также вырвавшийся далеко на юг 5-й корпус. Отсечь всю Армию Эбро у националистов не получилось, но под их натиском Листер должен был отступить от Гандесы, которую он так и не взял. Теперь Рохо санкционировал ввод республиканских резервов. Однако, как и под Брунете, было уже слишком поздно.

Пользуясь недееспособностью лучших дивизий националистов на Эбро, республиканцы генерала Эскобара по приказу Негрина контратаковали 12 августа в Эстремадуре и за четыре дня отобрали у противника почти половину территории, занятой Кейпо в июле. Ртутные рудники Альмадена (50 % мировой добычи ртути) остались у Республики.

Затем последовали местные успехи генерала Менендеса севернее Валенсии, атаки каталонцев у Лериды и Тремпа. Но Франко игнорировал эти разрозненные и несильные удары на отдаленных направлениях. Он лучше многих понимал, что уничтожение отборной вражеской армии важнее немедленного захвата рудников и что битва на Эбро становится решающим сражением войны.

С середины августа армия Модесто находилась в глухой обороне. Националисты наращивали силы и технические средства и вели бесконечные фронтальные и фланговые атаки. 6 сентября Ягуэ развернул второе наступление, 1 октября — третье, 30 октября — четвертое.

Особенно мучительными были многонедельные бои на измор у высот Гаэты и Сьерра-Пандольса. Сражение все более напоминало крупнейшие битвы Первой мировой войны — Верден, Сомму, Пашендель с их низкими темпами развития операций, колоссальным расходом боеприпасов и громадными человеческими потерями в траншейных боях.

Многие пехотинцы обеих сторон глохли или сходили с ума от неумолчного грохота артиллерийских и авиационных ударов. Националисты сосредочили на Эбро не менее 750 орудий (в том числе шестидюймовых), 150 бронеединиц. Над плацдармом действовало около 500 германо-итальянских самолетов и около 100 республиканских.

Тонны взрывчатки изменили даже рельеф окрестных гор. Но националисты топтались на месте или же продвигались поразительно медленно — в среднем по 300 метров в сутки. Гигантский перевес в силе огня давал им ничтожно малые плоды. «Красные» отвечали свирепыми приказами по войскам, расстрелами за самовольный отход, сильным пулеметным и гранатометным огнем, танковыми контратаками. Когда танков не стало, республиканцы оказались сильными противниками в штыковых и гранатных схватках.