Не случайно 3 августа 1943 г. командир отряда им. Сталина Черниговско-Волынского соединения, опытный диверсант Григорий Балицкий сделал запись в своем дневнике: «Получил радиограмму от тов. Федорова. “7 батальон [нашего соединения] уничтожил 19 поездов. Федоров-Дружинин”… Спрашивается, где он мог уничтожить 19 поездов, когда дорога Ковель — Сарны почти не работает, днем поезда ходят, а ночью вообще никакие поезда не ходят? Спрашивается, где же 7 батальон уничтожает поезда?»[575]

Спустя пару дней, 5 августа 1943 г. Строкач дал за линию фронта раздосадованную радиограмму: «Всем командирам соединений и отрядов. Имеются случаи донесений о крушениях поездов, которые агентурными данными и сообщениями соседних отрядов опровергаются. Предупреждаю под личную ответственность командиров и комиссаров соединений и отрядов: сведения должны быть проверены и правдивы. Виновных за ложные донесения строго наказывать. Исполнявший отряд — при возможности фотографируйте крушение»[576].

Очевидно, приказ особенного действия не возымел. Ровно через месяц командиры двух партизанских соединений Ровенщины Василий Бегма и Иван Федоров, обиженные действиями своего коллеги Алексея Федорова, пожаловались Хрущеву и Строкачу на то, что последний присваивает в собственных отчетах результаты диверсий их подчиненных и партизан отрядов РУ ГШ КА: «Все подрывные группы, действующие на железных дорогах Брест — Ковель, Брест — Пинск, Ковель — Сарны, никакого отношения не имеют к [Алексею] Федорову, но он берет на учет все взрывы на этих дорогах и сообщает [в] Москву, как подрывы его отрядов. Такое поведение не более, как обман правительства»[577].

Вскоре и автора этой жалобы, опытного партократа, УШПД поймал на лжи. О результатах одной из операций, в которой участвовало около 1000 человек, Бегма так донес в Украинский штаб: «В результате шестичасового боя с противником заняли всю северную часть города [Ракитно], вплотную до [железнодорожной] ст[анции] Ракит-но. Разбили несколько станционных построек, порвали до 2 км ж. д. полотна, вывели из строя водокачку». Разведотдел УШПД оценивал этот бой куда более сдержанно: «Это сообщение Бегмы является очковтирательством… О готовившейся операции из-за полного отсутствия конспирации в соединении снова знало население. Единого командования различными отрядами не было. Когда немцы открыли огонь, бойцы растерялись, командиры начали обсуждать чуть ли не голосованием, идти ли вперед, или отойти. В результате большинство бойцов отошли по болоту, бросая вооружение и имея потери. Водокачку ст. Ракитно никто из строя не выводил. Когда диверсионные группы стали рвать полотно, то из-за их неправильной расстановки и слишком большого числа групп среди диверсантов были раненые от своих же мин… Операция окончилась полным провалом и напрасной тратой боеприпасов»[578].

Преувеличивали партизанские командиры и результаты борьбы против УПА. Например, согласно рассказу комиссара Каменец-Подольского партизанского соединения Игната Кузовкова о бое с УПА около с. Теремно в конце июля 1943 г., во время этой операции националисты бросили против четырехсот партизан 10 000 человек, в ходе атак потеряв 250 человек убитыми и 550 ранеными[579]. Это чистая фантастика, поскольку вся УПА на тот момент насчитывала около 10 тыс. человек, а в указанной операции участвовало только 2 куреня (батальона) УПА, всего примерно 1000 человек. Этот бой УПА выиграла, а потерять 80 % состава и при этом победить невозможно. К сожалению, не сохранилось отчета со стороны УПА о той же операции, но сохранились воспоминания, согласно которым повстанцы потеряли «девятнадцать убитых и свыше пятнадцати раненых»[580]. Сами партизаны, по сведениям националистического мемуариста Скорупского, потеряли 54 человека убитыми (включая поляков из дружественного красным соседнего полупартизанского лагеря) и несколько человек пленными. По словам же Кузовкого, потери красных были совсем незначительные: «6 убитых, 6 чел. раненых, все они выздоровели, ни один не умер».

В борьбе с приписками в 1943–1944 гг. Строкач ограничивался посылкой гневных радиограмм в отряды. Никакой проверки реальных результатов боев и диверсий своих подчиненных предпринято не было. Это наводит на мысль, что Строкач довольно спокойно относился к разгулу фантазии своих подчиненных, возможно, потому, что сам составлял отчеты для руководства, в которых стремился на конкретных цифрах показать себя талантливым организатором и руководителем.

Но и у Строкача было как непосредственное начальство, так и просто командование, стоящее выше него в советской системе власти. Один из заместителей Сталина Георгий Жуков, видя, что в 1943

1944 гг. Вермахт хоть и отступал, но удерживал фронт, засомневался в том, что сообщения партизан о многих тысячах разбитых поездов соответствуют действительности. Поэтому Военный совет 1-го Украинского фронта, после изгнания немцев с большей части территории Украины, совместно с УШПД провел проверку результатов деятельности партизан. Поскольку проверяемые сами были привлечены к данному «исследованию», инспекция показала, что «действительное количество произведенных партизанами крушений на железных дорогах в среднем было больше на 30 %, чем числится по сводкам Украинского штаба…»[581] Позже Строкач объяснил наличие неучтенных успехов диверсионной деятельностью РУ ГШ КА, армейских групп,

НКГБ СССР, подпольщиков и «вневедомственных» партизан. Для того чтобы эффективнее воздействовать на сознание Жукова, к своей докладной записке начальник УШПД приложил несколько впечатляющих фотографий крушений, совершенных его подчиненными. В итоге данные УШПД были направлены Верховному главнокомандующему, а позже вошли в научные работы, советские и в ряде случаев даже в постсоветские школьные учебники истории.