С последними 3 лодками ему удалось достичь Мухавца, но на этом последнем участке ему пришлось оставить еще одну, так как она приняла слишком много воды и поэтому была полузатоплена. Достигнув, лишь с 2 лодками, Мухавца, он продолжал идти к ранее упомянутым мостам, все приближаясь, — пока снова не попал под огонь вражеской пехоты. Сразу же, решительно, он подошел к берегу, высадился и атаковал своими, еще оставшимися у него людьми оба моста с суши. В ходе атаки удалось достигнуть обоих мостов над крутыми склонами и вывести из строя вражеский гарнизон. Обозначая овладение моста в целости и сохранности, лейтенант Кремерс хотел поднять на его перилах, наверху, флаг со свастикой, там и настигла его вражеская пуля, ставшая для него смертельной. Он умер несколькими минутами позже, среди своих солдат, с сознанием полностью исполненного долга.

Между тем штурмовым ротам, обтекая цитадель по южному краю, как предписывалось задачей, удалось проникнуть в город Брест–Литовск. Теперь здесь развился жестокий бой[215]. Из подвалов, окон, слуховых оконцев, от деревьев, новостроек, бункеров бил по нам огонь. Несколько наших, пораженные им, упали на землю. Среди дыма, чада и пыли, разрывающихся снарядов и горящих домов мне было очень тяжело засечь вражеских стрелков. Тут грузовики — полностью набитые русской пехотой — снова пытались достичь цитадели или же найти выход из города на восток. В большинстве случаев они были расстреляны пулеметами или противотанковым орудием в упор.

Также несколько вражеских танков пытались сломать наш темп наступления. Однако, когда они понесли потери и поняли невозможность своих начинаний, то медленно удалились. Если время от времени сквозь плотный покров чада и дыма над нами проглядывал кусок синего неба, мы видели, как небольшими эскадрами тянут к востоку бомбардировщики и эскадры пикирующих бомбардировщиков свой ревущий строй.

Над нами в том числе развивались и сильные воздушные бои между немецкими и русскими истребителями. С немецкой стороны для района действий нашего корпуса действовала истребительная авиационная эскадра Мёльдерса, которая пришла как раз с французского побережья канала. Поэтому русские летчики попали в тяжелое положение и таким образом сбивались дюжинами.

Но русские пилоты были вырезаны из жесткого дерева. Качаясь под парашютами — как сообщается во многих случаях, — они стреляли по нам вниз из пистолета–пулемета[216]и не думали о сдаче в плен.

Между 07.30 и 08.00 ч. мой батальон, установленный как батальон участка главного удара на город Брест–Литовск, уже держал твердо в своих руках первую цель наступления, так называемую «высоту 140», на восточной окраине города. Также удалось получить (не разрушенными) в свои руки все важные дорожные и железнодорожные мосты, уличные виадуки. Таким образом, уже к полудню передовой отряд корпуса смог пройти город и приступить к своему продвижению на восток по направлению к Кобрину, Барановичам и соответственно Пинску.

На горизонте мы видели лишь могучие грибовидные облака, которые объединялись в огромную стену дыма. Там всю работу выполняли наши штурмовики и бомбардировщики, забрасывая откатывающиеся русские колонны бомбами и таким образом освобождая дорогу нашим моторизованным силам.

Источник: ВА–МА MSG 2 5384 Walter Loos.

№ 58. «3 дня в цитадели Брест–Литовска» (воспоминания командира отделения штурмовой группы 1–го взвода 10/I.R.135 ефрейтора Ганса Тойчлера (описание событий 22.06.41).

10/I.R. 135 с другими ротами батальона располагалась в Тересполе, ее 1–й взвод под командованием лейтенанта Вильча на самой окраине местечка, напротив Брест–Литовска. Когда прибыл приказ о нападении, лейтенант Вильч сформировал из взвода сильную штурмовую группу, в составе которой я, как имевший тоща звание ефрейтора, должен был повести отделение. Используя ящик с песком, мы досконально обсудили проведение нашей операции и в ночь на 22 июня выдвинулись в исходный район, старый русский бункер[217]примерно в 30 м по эту сторону реки Буг. В 03.15 ч. начался настолько мощный огневой налет артиллерии, какого я никогда больше не испытывал во время всей Второй мировой войны: от бесчисленных огней разрывающихся снарядов всех калибров пылало небо, страшный грохот, треск, тарахтение и вой, как будто бы поистине на землю пришел ад. Зловещее предчувствие овладело нами. Около 03.19 ч первая волна штурмовой группы спустила надувные лодки на Буг. В течение 4 минут артиллерийский огневой вал был переносен вперед приблизительно на 100 м. Вторая волна, к которой принадлежал и я, пошла к реке на 4 минуты позже. В полном составе мы достигли противоположного берега, взобрались на крутой склон, устранили скудное проволочное заграждение и теперь лежали, готовые к бою, в высокой почти с метр траве. И тут командир взвода поднялся, и вслед за ним встала и штурмовая группа. Без существенных трудностей мы смогли прочесать лежащий перед нами сад и несколько конюшен, до тех пор, пока не была достигнута проходящая по высокой дамбе улица, которая вела через мост[218]к большим воротам[219]во внутреннюю часть цитадели. Рядом с этим единственно возможным входом стояло длинное здание со множеством больших ворот, за которыми русские, которые уже преодолели свой первый испуг и собрались в группы, расставили на постах пулеметчиков и стрелков. Ворота одни за другими должны были забрасываться ручными гранатами. Площадь перед ним была заполнена густым дымом, частично изрыта снарядами и покрыта обломками стен, единственной незначительной возможностью укрытия. Снова мы пробегали как раз мимо ворот[220], как вдруг откуда–то прямо на нас загромыхали 2 русских танка. Я лишь успел крикнуть: «Приготовить пули повышенной бронебойности, открыть огонь!», как мы уже очутились в их поле обстрела. Тем не менее после короткого боя танки были вынуждены свернуть и отступили[221]. Это были еще те времена, когда таким образом можно было отгонять вражеские танки — разумеется, только легкие. Так мы пробивались до тех пор, пока не достигли вторых больших входных ворот[222], где уже собирались другие части нашей штурмовой группы и батальона, которые наносили удар справа от церкви[223].