думать: небом владеет свинец, ржавчина точит металл, пустошами правят монстры, выкованные из стали и плоти. Ты думаешь, так было всегда или, что раз уж таковы условия, им нужно подчиняться? Нет, мальчик, нет. Нашим миром владеют страшные исковерканные боги. Когда-то они давали людям энергию, кормили их, согревали, но потом вышли из под контроля и из нежных покровителей превратились в жестоких палачей. Имя им — прогресс, технологии, совершенство. Мы забыли, кем они когда-то являлись, но ныне они — тени себя былых, жаждущие крови, страданий и боли — Запустение, Смерть и Алчность… Они уничтожили большую часть того, что было создано за тысячи лет строительства цивилизации, а с цепи их спустили люди. Заметь, это было так давно, но шлейф разрушения тянется до сих пор. В былые времена никто не предотвратил катастрофу, а мы платим и ныне, если же сейчас никто её не остановит, платить будет нечем. И дело не в войне, дело в том, что Дексард станет средством и полигоном для действия гораздо более ужасающего, чем война… Я боюсь, он станет точкой отсчёта, которая начнёт подготавливать Судный день.

Помочь мне или нет — твой выбор. Ты можешь стать дезертиром и спасти умирающее сущее, или же сохранить верность Императору и слиться в единую силу, способную поставить жирную точку на этом самом сущем. В любом случае, повторяю, выбирать тебе.

— Если всё так, как ты говоришь, это значит одно — изменить ход истории невозможно. Мы слишком слабы. Если же ты считаешь иначе, значит, ты страдаешь манией величия. Короче, ты безумец, — усмехнулся солдат. — Я вижу, ты манипулируешь мной!

— Людям нужен тот, кто отпустит им грехи. Посмотри на них, — Раапхорст поднял подбородок, указывая на птиц, — они готовы карать, стоит мне лишь помыслить об этом. Неужели ты думаешь, я не смогу совладать с человеческой жестокостью, если управляю жестокостью животной, и более того, обладающей чудовищной силой. Кто, если не я? Присоединись ко мне, стань первым камнем в строении, которое поднимет род людской над грязью былых времён, или же преклони колени перед детьми, решившими обуздать силы, понять которые они не в состоянии, и умри.

— Пафосная речь, не более, — фыркнул солдат. — Мне пора. Иди, куда пожелаешь, но меня и девушку не трогай. Мы не станем предателями.

Леон развернулся и вскоре скрылся в дверном проёме, оставив Евгения одного. Мужчина в задумчивости закрыл глаза; его речь оказалась напрасной. Тут птица на правом плече хищно щёлкнула клювом.

— Посмотрим, что скажет его подруга. Я думаю, у неё больше рассудительности, хотя она так молода. Непростительно молода… В таком возрасте ей надлежит быть дома рядом с почтенными родителями, но она носится по пустошам, ломает собственную жизнь и… Впрочем, её нельзя осуждать, военная муштра ломает и не столь прекрасные создания.

Вдруг где-то снаружи здания что-то ударило в стену, раздалась вибрация, и с потолка осыпалась пыль и штукатурка. Видимо палачи вновь пытались проникнуть внутрь.

Евгений нахмурился, столкновение со столь могущественными чудовищами сейчас было крайне не вовремя. Вороны мрачно покосились на дверь в соседнее помещение и что-то прохрипели на своём птичьем языке.

— Что бы там ни было, ещё одного из вас я не потеряю, — изрёк мужчина и сел на один из уцелевших пластиковых стульев, у заплесневелой стены.

Часть 3 — «Битва при Лайде»

Ⅰ

Холод, окутавший Пустоши, облака, тяжёлые и мрачные, сопровождали эовинов на протяжении их пути. Те шли измождённые и слабые, едва превозмогая чудовищную усталость. Каждый страдал, каждый нёс свой груз, но тяжелее всех приходилось Невелис. Она по-прежнему испытывала моральную боль из-за вернувшихся воспоминаний. Её терзали образы прошлого, и девушка бессознательно пыталась укрепить настоящее, сделать так, чтобы нынешняя жизнь вытеснила из памяти минувшие дни, гнетущие и ненавистные. По воле этого порыва она, сама того не осознавая, всё больше привязывалась к Леону, ища в нём поддержку. Мужчина чувствовал это, и любовь, которая не так давно была лишь миражом, захватывала его всё сильнее, заставляла переживать за Невелис, страдать, испытывать её боль. Но эти страдания не пугали его, напротив, возможность стать защитником светловолосой девушки, её тенью, вечным спутником, нерушимым щитом и облегчить её страдания, пусть даже в ущерб себе, приносила ему счастье.

Да, в настоящий момент, несмотря на страдания, несмотря на тяготы длительного странствия, Леон Граф был счастлив, правда, чувству этому мешало присутствие Раапхорста и предательство, на которое солдату всё же пришлось пойти.

«Как я мог согласиться? — в один из дней, сам у себя спросил мужчина. — Ещё не поздно повернуть… Ещё есть шанс на спасение! Нужно только…»

Солдат сделал глубокий вдох. Он взглянул на Раапхорста, идущего впереди, сжал кулаки, будто приготовившись ударить, но тут в его сознании возник грозный образ фон Райэлла, и Леон одумался.

«И на что Эдер рассчитывал, приказав нам вернуться в столицу?! Нас всех убили бы, это точно…»

Евгений же шёл, не слыша мысленных стенаний Леона. Он молчал и незаметно наблюдал за своими спутниками, пытаясь нарисовать в сознании наиболее точные их портреты. Раапхорст знал, только досконально изучив бывших солдат, точно поняв, что для них важно, он сможет стать им другом. Не жестоким тираном, каким они видят его сейчас, но защитником и лидером.

«Он контролирует девушку, демонстрирует своё покровительство и делает это так, словно между ними есть нечто большее, чем армейские устав и присяга. Раз так, пока следует воздержаться от разговоров с ней. Молодые сердца так ревнивы, они преисполнены чувством собственничества, и любой, кто пытается, пусть даже невольно, задеть его, приравнивается к врагу. А этот мальчик и так не лучшего обо мне мнения».

— Быть может, пора отдохнуть? Вы устали? — обернувшись, спросил Евгений. Невелис радостно улыбнулась, Леон кивнул. Придя к соглашению, таким образом, эовины расположились у одного из множественных холмов, с той его стороны, где было сравнительно сухо. Еда заканчивалась стремительно, и мужчины, не договариваясь, почти всё отдавали Невелис. Та сопротивлялась, но в итоге, под общим натиском Евгения и Леона, соглашалась и принимала их жертвы. Так случилось и сегодня. Едва заставив девушку поесть, эовины с облегчением вздохнули, едва ли осознавая, как они похожи в данный момент.

— Ладно Леон — он мой любимый… друг, а потому и беспокоится обо мне, но вы… ты Раапхорст! С чего такой альтруизм? — прикончив первую баночку консервы, спросила Невелис.

Евгений пожал плечами.

— Я тоже друг, — сказал он. — Правда, не любимый, но всё же…

— В таком случае…

— Давайте,