— Какой конденсатор? О чем вы оба бредите?

— Мы не бредим, Борхес, а голову товарища спасаем. — Я кивком указал на майора Филиппова, который с потерянным видом горбился поодаль, как видно, предвкушая позор и срывание погон перед строем солдат. — И твое воображение пытаемся простимулировать.

— Мое воображение после Монолита даже ганджубас, боюсь, уже не простимулирует. Хотя, прошу занести в протокол, я принципиально против всего этого наркотического дерьма.

— О! Раз уж про Монолит заговорили! — Костю осенило. — А вот эта твоя книга, которую ты только что показывал… Ну, с бесконечными страницами… Она ведь такая волшебная! Значит, с бессознательным напрямую связана. И с индивидуальным, и с коллективным… А мне мама объясняла, что коллективное бессознательное — оно вообще все знает. Только сказать стесняется. И был такой немецкий доктор Карл Густав Юнг, который…

— Ты про Книгу Песчинок, да? — перебил Борхес и глаза его романтически засияли.

— Ну да.

— Да при чем тут она? Она не про то вообще, — отмахнулся Борхес.

— Ну если Книга ни при чем, — разочарованно заключил Тополь, — тогда своими мозгами шевели. Время-то идет. И кстати, завтрак стынет — мне уже второй раз рядовой Белка своей банданой маячит. Мол, без вас не начинаем, пускаем слюнки. Так что от тебя требуется минимум еще один экспромт.

— Ну вот тебе экспромт. Найти воздушную птичью карусель помощнее — здесь их, кстати, до фига, — фантазировал Борхес. — Набрать также десяток «золотых рыбок». Сложить «рыбок» в укупорку из-под огнемета «Шмель», добавить туда же три гранаты. У четвертой гранаты выставить максимальное замедление. Положить ее в тубус к остальным. И все это дело зашвырнуть в «птичью карусель». Гранаты взорвутся. «Рыбки» распределятся по «карусели»… Она выйдет из динамического равновесия… Полетит… Врубится в стену Второго энергоблока… И распилит ее, как гигантская пила, только глыбы бетонные в разные стороны полетят! Как вам такое?

— Впечатляющая картина аномального катаклизма, — с грустным сарказмом сказал я. — Но, во-первых, я не понимаю, почему твоя «карусель» полетит именно ко Второму энергоблоку, а не к Первому, например? Как ты собираешься модулировать вектор ее движения? И второе, самое главное: мы не обсуждаем, как уничтожить Второй энергоблок. Мы говорим о том, как бы поэффектнее и подешевле сымитировать его подрыв! Но чтобы он при этом на самом деле не пострадал!

— Ох… И чтобы подрыв, и чтобы не пострадал… Устал я от вас, — вздохнул Борхес. По его потускневшему лицу было видно: и впрямь устал.

В этот момент я, подчиняясь какому-то высшему наитию, выхватил у него прямо из-за пояса Книгу Песчинок.

Книга показалась мне невероятно тяжелой — будто каждая ее страница была отлита из свинца.

Не успел Борхес накрыть меня трехэтажным сталкерским матом, как я рывком распахнул книгу и вперился в первый попавшийся разворот.

Из зыбкого марева левой страницы на меня глянул текст, набранный жирным, крупным шрифтом. Но буквы, увы, вновь были не родные. И даже не латинские. А не то индийские, не то вообще арабские… Вот в чем я не силен, так это в языках. (Их бин безухен унд безносен, то есть великий и могучий немецкий не считается.)

На правой же странице примагничивал взгляд рисунок, сделанный красной тушью.

С невероятной точностью и дотошностью великолепной инженерной графики было нарисовано просторное промышленное помещение.

Внизу угадывались исполинские постаменты, предназначенные для паровых турбин. За гигантским окном краснел характерный уступ Второго энергоблока. А на самой массивной потолочной балке висел немаленький синий раструб, похожий одновременно и на граненый конус старинного патефона, и на увеличенный феей-гигантоманкой цветок садового вьюнка.

Под картинкой имелась затейливая надпись, которую я не смог прочесть.

— Так это же машзал возле «Двойки»! Я там год назад чуть ногу в жарке не потерял! — сказал за моим правым плечом Борхес. Оказывается, пока я ошалело пялился в чудо-книгу, он подошел и спокойно встал сзади.

— Машзал-то и я узнал. Как не узнать такой интерьерчик? — откликнулся Тополь. — Хотя сам я туда не лазил, только видел на фотографиях. Ты мне лучше объясни, что это за фигня висит на потолке?

— Да это же «синий колпак»! — удивленно воскликнул Борхес. — Артефакт страшно редкий, встречается только на ЧАЭС. Редкий и практически бесполезный. Его почти никто не берет. Потому что ни один сталкер не в состоянии запихнуть пятиметровую двухтонную дуру в контейнер для артефактов. Нужен либо еще более редкий «редуктор пространства», либо целый воз гравитационных артефактов. Зато «синий колпак» прекрасно убивает все живое, приблизившееся к нему на пятнадцать метров! Не могу вдуплить, зачем Книга показала тебе эту зловредную фигню.

— А вдруг Книга, или, точнее, коллективное бессознательное посредством этой Книги, мне сейчас как бы намекает, что «синий колпак» горит хорошо? Или взрывается эдак нестыдно?

— «Колпак» не взрывается. Он антивзрывается, если можно так выразиться. Его этот вот раструб граммофонный — как сливная дыра в ванне, все в себя втягивает. Молекулы, излучения, энергию… Я точно не помню всех подробностей, которые мне как-то профессор Добровольцев, мой постоянный клиент, излагал… Нечему там взрываться, короче.

— А что, если туда, в этот раструб, из «Раумшлага» зафигачить? — мечтательно предложил Тополь.

— Из «Раумшлага»? В раструб? А ведь это… Мысль! Минус на минус дает что? Плюс. А плюс в данном случае что? Антивзрыв антивзрыва, то есть ба-альшой взрыв! — загорелся идеей Борхес.

С минуту мы все трое молчали, размышляя, получится ли на самом деле уработать редкий аномальный колпачок в непростых условиях машинного зала. Но потом мы втроем кивнули друг другу с видом специалистов, дескать, ага, все получается, после чего я обернулся к Филиппову и сказал:

— Товарищ майор, благодаря Борхесу пенсия вам скорее всего обеспечена. Теперь мы знаем, как устроить ложный взрыв без угрозы для Второго энергоблока. Нам потребуется только робот-кентавр Авель и час времени.

— Но сразу же предупреждаю: это все — строго после завтрака! — категорично заявил Тополь. — Жрать хочу — умираю. Мне сегодня снилось, что я ограбил товарный вагон, груженный консервными банками с «Завтраком туриста».

Любознательно поводя двумя своими головами, Авель шел бодрой рысью в направлении Первого энергоблока.

Да-да, я не оговорился! Первого! Дело в том, что подходящий пролом в южной стене машзала находился ближе к Первому энергоблоку, нежели к какому-либо другому.

Робот-кентавр передвигался на удивление шустро, прокладывая маршрут самым оптимальным образом. Да оно и неудивительно, ведь новейший, прямо из секретной лаборатории датчик аномалий был врезан в центральную бронепластину на его груди.

Мы с Тополем уже более или менее приловчились ездить на этом исчадии мехоса. А потому в этот раз никто «из седла» не вывалился (а вот ночью я лично улетал головой в кусты дважды — уж очень крутые виражи наша лошадка закладывала).