к сроку. И в этот срок актуатор отправит к Альфе восемь бит. Что станет первым физическим доказательством потока Юнга и первым шагом во Вселенную. «Дельфт-2» – вершина мысли. Полтора километра перекристаллизованной стали, висящие в межзвездном пространстве вне гравитации Солнца. Энергетическая установка, способная сдвинуть Луну. Детекторы, способные уловить взмах крыла земной чайки. Мощь человечества. Будущее. Ничто не должно стоять у нас на пути. Сандов улыбался и что-то чиркал в блокноте. Мартин понимал, почему он улыбается. «Он счастлив. Наверняка счастлив, – думал Мартин. – Это его день. В наше время для психологов не так уж много работы. Собственно, если говорить честно, делать им давно нечего. И вдруг такая удача. Кризис. Излом. Рубикон. Ситуация выбора исчезла из жизни землян, выбора давно нет, есть план. Нет, человек выбирает: какой ховер взять – зеленый или оранжевый, отправиться в отпуск на одомашненный Марс или рвануть на дикий по сию пору ледяной Энцелад, заняться палеологией или палеографией, а может, вовсе криодинамикой? Но настоящего выбора нет. И вот в ситуации выбора оказались тысячи. Афанасьева жалко».

– Что скажет наш дизайнер? – спросил Афанасьев.

Все посмотрели на Мартина.

– Я согласен с остальными – работу надо продолжать, – сказал он. – Разумеется, с поправкой на новые сведения. Честно говоря, не представляю другого решения. Да, документ Дель Рея, безусловно, важен, однако принципиально не меняет ничего.

Руку поднял руководитель группы лингвистов. Афанасьев кивнул.

– Я все-таки хотел бы кое-что уточнить, – лингвист говорил негромко и как бы извиняющимся голосом. – Мы все понимаем напряженность ситуации, в которой неожиданно оказались, и разделяем опасения… И я хотел бы уточнить, насколько ядро актуатра нашей станции отличается от ядра машины Дель Рея?

– На два процента, – ответил Мартин. – Некоторые изменения были внесены, прежде всего, на кэш-уровнях. Но они незначительны и не затрагивают принципиальную схему. Фактически, это и есть машина Дель Рея.

Сандов улыбался.

– Но, насколько я понял из полученного нами документа, ситуация несколько сложнее, – продолжал лингвист. – Ведь Дель Рей сомневается не только в пригодности актуатора, его сомнения…

Лингвист замолчал. Сегодня все не в ладах со словами, лингвисты тоже.

– Его сомнения… гораздо более фундаментальны. Он сомневался в синхронной физике вообще. Равно как и Сойер. Вам не кажется, что пора поставить в известность Совет? – спросил лингвист.

Опять заговорили все разом. Что информировать Совет преждевременно. Что ученые не должны поддаваться панике и разводить истерики. Что надо еще раз проверить само сообщение Дель Рея – и убедиться, что его написал именно он. Что будущее не терпит трусов. Что риск более чем оправдан…

– Думаю, что эксперимент надо остановить, – сказал вдруг Сандов.

Афанасьев побледнел.

– Вы понимаете, что предлагаете?!

Мартин услышал в голосе Афанасьева ужас. Остальные молчали.

– Вполне, – ответил Сандов. – Остановить эксперимент. И в свете вновь открывшихся обстоятельств полагаю это вполне разумным. Цена ошибки… Может быть слишком велика. Если сомнения одолевали самого создателя актуатора, то с нашей стороны неразумно не обращать на это внимание. Более чем неразумно.

Афанасьев дышал тяжело, смотрел перед собой.

– Я тоже хочу сказать… Наша станция… – Афанасьев обвел рукой помещение. – Эта станция построена вокруг машины Дель Рея. Вокруг актуатора синхронизации… По плану через пять лет мы проведем первый опыт. Это будет грандиозный прорыв. То есть это не прорыв, это будущее. Мы творим будущее… Мы не можем его отрицать, не вправе его останавливать…

Сбивчиво.

– Я как действительный член Совета могу остановить любой эксперимент в пределах ойкумены, – негромко сказал Сандов.

Мартин никогда не слышал такой тишины.

– Что это значит? – спросил Афанасьев.

– Юджин Сандов, – сказал психолог, – на всякий случай, Член Всемирного Совета. С этой минуты я приостанавливаю экспериментальную и научную деятельность станции «Дельфт-2».

Тишина начала распространяться.

– Дель Рей разрабатывал топологию ядра своей машины восемь лет, – сказал Сандов. – И еще семнадцать они строили станцию над Меркурием. «Дельфт». Двадцать пять лет. Двадцать пять лет и семь процентов ресурс-часов Терры – это чудовищные средства. Вы знаете, чем это закончилось.

«Знаю, – подумал Мартин. – Как и все».

– Совет не может допустить повторения меркурианского инцидента, – продолжал Сандов. – Я приостанавливаю эксперимент.

Мартин ожидал, что начнут орать. Но присутствующие молчали.

– Я все-таки хочу повторить вопрос… А вам не кажется, что Дель Рей… – Афанасьев вытер лоб платком, – что он… в ходе своей работы… несколько утратил связь с реальностью?

«Афанасьев постарел», – отметил Мартин.

– Это не исключено, – сказал Сандов. – Даже вполне вероятно. Конечно, наверняка судить по этим запискам сложно, он пережил кризис… Практически, кризис веры. Да, сомнения… они свойственны любым крупным ученым. Но, повторюсь, цена ошибки слишком велика.

Все постарели.

– Что же делать? – спросил Афанасьев.

– Остановиться.

Сандов потер лоб.

– Остановиться. Выдохнуть. Определить риски, определить вероятность ошибки. Не исключено, что потребуется новый взгляд.

Тишина достигла Нептуна.

– Фактически, вы предлагаете нам… расписаться в собственной беспомощности, – прошептал Афанасьев. – Вы представляете… чем это закончится? Синхронная физика как наука будет… окончательно дискредитирована… Про нас и сейчас рассказывают анекдоты…

Сколько синхронистов нужно, чтобы закрутить лампочку? Что такое лампочка? А что такое синхронист?

– Мы будем не просто отброшены на десятилетия, – произнес Афанасьев. – Мы будем…

Афанасьев не договорил.

«Раздавлены, – подумал Мартин. – Мы будем раздавлены».

Уран.

Мартин смотрел в зал. Лица потемнели. Воздух стал плотным и… затхлым. Мартин никогда не дышал таким затхлым воздухом. Тишина и затхлость всегда вместе.

– А что предлагаете вы? – спросил Сандов. – Продолжать эксперимент в условиях, когда выяснилось, что один из его руководителей сомневался в принципиальной его возможности? Разве мы как ученые можем игнорировать этот факт?

Мартину показалось, что Афанасьев всхлипнул. Не исключено, что так оно и было.

– На «Дельфт» будет отправлена комиссия, – сказал Сандов. – Она всесторонне изучит результаты проделанной работы и ее перспективы… Это займет некоторое время…

– Это займет годы! – крикнул Афанасьев. – Годы! Вы хоть представляете, сколько понадобится… времени?

– Никита Сергеевич, не надо преувеличивать, – сказал Сандов. – Никто не собирается вставлять вам палки в колеса. Я как член Совета буду рекомендовать продолжать опыт… Разумеется, после того, как мы убедимся в его безопасности.

– Годы… – повторил Афанасьев. – На это понадобятся годы.

Афанасьев поднялся из-за стола и покинул центр управления.

Тишина достигла Земли.

* * *

Мартин вошел в каюту.

Он отсутствовал больше года, но здесь не изменилось ничего: книга, лежащая на краю стола, глиняная лампа, самодельный булатный нож. Стена из модифицированного сапфира, выходящая в рабочий объем машины Дель Рея, светилась бледно-синим. Мартин выдвинул кресло в центр каюты и сел.

Он закрыл глаза и попробовал почувствовать.

В ста метрах за стеной, подвешенный в силовом поле, покачивался актуатор синхронизации в потоке Юнга. Он изменился. За