Все четверо оказались в просторном круглом помещении, где не было, разумеется, окон, зато все стены по кругу занимали тонкие плоские мониторы, похожие на многочисленные глаза. Круглый стол посреди комнаты служил для них пультом управления.

– Я не создаю этих новомодных голограмм, знаете ли, – тут же оживился Шереметьев. – Работаю по старинке. Для каждой программы свой монитор, мне так удобнее. Даниэль, конечно, помогает, у него это виртуозно выходит. Но я и без него отлично справлялся. Таким образом я могу следить и за синтетиками, и за уцелевшими орбитальными станциями. Я практически нашел позывные всех станций и определил их местонахождение.

– Нам надо связаться со своими, – подсказал ему Ник.

– Свяжемся. Вы уверены, что там люди, а не синтетики? – Шереметьев взглянул на Ника с таким выражением, будто тот был маленьким мальчишкой, у которого в голове множество глупых идей.

– Уверены, – быстро сказала Эмма. – Работаем. Я кое-что соображаю во всем этом.

2

Эмма думала, что у Шереметьева все по-простому. Голограмм нет, сами программы простейшие, и потому нисколько не сомневалась, что быстро разберется во всем.

– Ты такая же умная, как Федор? – тут же спросил оказавшийся рядом Даниэль.

Шереметьев быстро оглянулся, всмотрелся в Эмму.

– Что ты знаешь? – спросил он.

Эмма в ответ лишь пожала плечами, наблюдая, как легко отвечает система.

– Здесь у меня все. Самое сердце станции, можно сказать, – снова принялся пояснять Шереметьев, и в его голосе послышалась неожиданная теплота.

Он нежно и одновременно деловито провел ладонью по краю стола-пульта, удобно расположился в кресле и уверенно прищурился. Здесь он чувствовал себя гораздо спокойнее, здесь было его настоящее место.

Ник остановился за креслом Эммы и лишь присматривался, не задавая вопросов.

– Вижу… – заговорила Эмма, потихоньку погружаясь в работу системы. – Это оборона Первой станции. Выходит, что с этой базы управление…

Она замерла, потрясенно вглядываясь в разворачивающиеся на одном из экранов файлы.

– Да, вся южная часть острова является, по сути, защищенной. Даже могильник старых роботов теперь принадлежит Первой станции, и мы с Даниэлем там командуем. Я расположил в тех местах запасной цех по производству роботов. – Скупая улыбка немного осветила суровое лицо Шереметьева.

– Роботов? Ты производишь роботов? – не поняла Эмма.

– Первая станция производит боевые машины, которые и защищают всю южную часть острова. Все продумано. – Шереметьев увлекся, склонился над пультом, и еще три экрана замелькали файлами и значками систем. – Синтетики все еще думают, что Могильник старых роботов – это их вотчина. Думают, что роботы надежно защищают эту местность. Но на самом деле всем в тех местах заправляю я. Все подчиняется мне, вот как обстоят дела на самом деле.

– А люди там есть? – уточнил Ник.

– Совсем немного. Они безобидны и легко управляемы. Но я не подключаюсь к их управлению. Не желаю управлять чужими мозгами.

– Роль Бога трудна, это верно, – понимающе кивнул Ник.

Эмма удивленно глянула на него, но спрашивать и уточнять, что он имел в виду, не стала.

– Таким образом вы можете видеть, что Первая станция готова к обороне. У меня достаточно мощности, чтобы удерживать остров. Но концентрированной и спланированной атаки я, разумеется, не выдержу. У меня нет достаточно сил, чтобы создать силовой щит и удерживать его, и потому я уязвим.

– Сидишь и прячешься, – с безжалостной точностью подсказал Ник.

– Лучший выход.

– Мы не будем нарушать твои порядки. Мы просто свяжемся с Третьей станцией в космосе и скажем, что мы тут и что Первая станция в работе.

Эмма вздохнула, вытащила заветную флешку Колючего. Сжала ее в кулаке, ощущая, как нагревается ладонь. На короткий миг показалось, что флешка до сих пор хранит тепло друга. Тонкая и нерушимая связь между ней и погибшим Колей, которую можно было ощутить только сердцем, придала сил. Ник понимающе кивнул и улыбнулся одними кончиками губ.

Флешка содержала в себе нужные программные наработки. С ее помощью Эмма надеялась создать голографический куб связи, так система будет функционировать быстрее. Пусть Шереметьев и работает по старинке, но это не значит, что надо придерживаться только его правил.

Флешка легко и быстро вошла в паз, Эмма дотронулась до пульта – и работа закипела.

– Отлично, девочка, – довольно произнес Шереметьев. – Я знал, что дети со станции «Млечный путь» будут необычайно умными. Вы были той бомбой, что я приготовил для синтетиков и для Сената. Для долбаного Сената!

Он внезапно вышел из себя, с силой хлопнул ладонью по краю пульта, но тут же успокоился.

– Отлично сработано, – согласился с ним невозмутимый Ник.

Позывные Третьей станции Эмма хранила на флешке. Запустить их в работу было делом нескольких секунд. И вот уже системы работают, и недовольный Шереметьев наблюдает за созданием голограммы.

– Все-таки делаешь по-своему, – буркнул он.

– Это свойство всех детей станции Моаг, – не глядя на него, пояснила Эмма. – Нас такими создали, вы должны были это предвидеть.

– Логично, – согласился Шереметьев.

Наконец с Третьей станции пришел ответ. Появилось знакомое лицо, раскосые глаза с кошачьим прищуром, и Таис собственной персоной поинтересовалась довольно громко и бесцеремонно:

– Эмма, ты, что ли? Привет!

Тайка, живая и невредимая, щурилась в кубе голограммы и улыбалась. Она была так далеко и в то же время так близко, что Эмма едва не расплакалась. Их столько связывало, они столько пережили вместе!

Сглотнув подступивший к горлу ком, Эмма быстро заговорила: надо было как можно лаконичнее передать нужную информацию.

– Это Первая станция, которая на острове Саб. Она полностью готова к работе, и ею управляет штурман Шереметьев. Это отец Федьки, он здесь, Таис! Федор с тобой?

– С ума сойти! – Брови Таис полезли вверх. – Отец Федора? Он живой? Ты не путаешь?

– Я живой и я здесь, – тут же подключился к связи Шереметьев.

– Ого! – Таис замерла, но после пояснила. – Федор с нами, он спит, потому что был ранен – легко ранен. Мы его разбудим. Сейчас.

Она оглянулась и позвала Дину. Эмма с удивлением узнала одну из старых подруг и помахала ей рукой. Это были свои, знакомые и родные, и поэтому хотелось улыбаться и даже прыгать от радости. Вместо этого Эмма не отрывала взгляда от голограммы, пытаясь узнать еще кого-то.

Наконец появился Федор, заросший, лохматый, загорелый и усталый. Он с прищуром уставился на Эмму и после выдал:

– Эмка, ты стала взрослой. Знаешь об этом?