Ньютон не мог ответить – в горле всё сдавило.

– Ньютон, – громче позвал его Гуру. – Я задал вопрос и если ты на него не ответишь сейчас, этот разговор станет для нас с тобой последним. И тогда можешь забыть про бункер, про Орден, и про всё, что нас объединяло. Ну, так что? Корвич тебе что-то наговорил?

– Да, – признался Ньютон и почувствовал внезапную надежду на то, что учитель переубедит его, скажет что-то, что обратит слова пленника в исключительную ложь. – Он сказал, что у вас нет друзей. Только расходный материал. И ещё, что вы неслучайно взяли меня к себе. Что вам нужна моя жизнь…

Ньютон хотел добавить, что Корвич упомянул и о смерти брата, но внутренний голос предостерёг его, и он замолчал.

Аня вопросительно посмотрела на Гуру, но тот и бровью не повёл. Весь его испытующий взор был сосредоточен на ученике. Но затем он смягчился, и устало выдохнул:

– И ты решил, что это правда?

Ньютон поднял взгляд и вновь увидел перед собой прежнего, измученного дорогой учителя, который целый день нёс малыша на себе и теперь желал только одного – вытащить своих учеников из этого проклятого места.

– Расходный материал, – тихо и задумчиво повторил Гуру, словно пробуя неприятный вкус этих слов. – Я ведь тебе уже рассказывал о прошлом Ордена… – он секунду задумчиво помолчал, но внезапно изменился в лице и заговорил с Ньютоном так холодно и грубо, как в день их знакомства. – Я не собираюсь перед тобой каяться за свои ошибки, сопляк. Если ты не видишь – я пытаюсь вытащить всех нас отсюда живыми, пока ты тянешь время. Если слова человека, который дважды пытался тебя убить, значат для тебя больше, чем мои, прошу к штурвалу, – он ладонью указал на Хосе. – Бери его, садись в лодку, и уплывайте. Но если сгинете здесь – знай, что это был ТВОЙ выбор.

Аня хотела что-то возразить, но Гуру остановил её жестом руки.

– Но прежде чем уплывёшь, верни то, что принадлежит Ордену, – добавил он, глядя на Ньютона.

Оберег во внутреннем кармане штормовки словно ожил и запульсировал в такт сердцу Ньютона, полному сомнений.

– Если выберетесь, пойдёшь своим путём, – сказал учитель. – Я буду знать, что мы ошиблись в тебе, и тогда в твоих интересах, чтобы наши пути не пересекались.

Ньютон глянул на Аню, пытаясь найти подсказку в её глазах. Эти два синих айсберга не могли ему лгать. По крайней мере, ему хотелось в это верить. Он долгие секунды смотрел, ища ответ. И нашёл. Аня не так доверчива, и не всегда понимала Гуру и не во всём его поддерживала. Но, несмотря на это, сейчас она была полностью на его стороне. И в её лице Ньютон видел лишь недоумение и испуг, в которых виноват только он со своей паранойей.

– Простите, – выдохнул, наконец, Ньютон и, смахнув наваждение и влагу с лица грязным рукавом, обошёл лодку и взялся за нос, готовый тянуть. – Сделаем, как вы сказали.

На лице Гуру не отразилось ничего. Он только коротко кивнул, упёрся руками в борт, и лодка, взрезая рыхлый каменный ковёр, заскользила в воду. Когда вода добралась до колен Ньютона, он внезапно ощутил её живительную вибрацию, а с ней своё тонкое тело. Он отпустил лодку и та гладко пошла по воде сама. Он в последний раз посмотрел на худое, увядающее в забвении лицо Хосе.

Гуру запрыгнул в лодку и взялся за вёсла. Задержавшись возле ученика, он тихо произнёс:

– Этого разговора не было. Я дал тебе выбор на этот раз… В другой раз не дам.

Ньютон пристыженно отвёл глаза и покорно кивнул.

* * *

Аня гребла, тревожа зеркальную серую гладь. Ньютон сидел перед ней, с тревогой глядел то на руку, которая вопреки ожиданиям никак не появлялась, то на горизонт, на уменьшающуюся лодку Гуру.

– Что на тебя нашло? – тихо спросила Аня, когда они отошли от учителя достаточно далеко.

Ньютон медленно покачивался взад вперёд, затаив дыхание. В горле застыл солёный ком, не способный обратиться в слова. Мыслями он всё ещё был с Хосе, с Корвичем в пещере, с Гуру на берегу.

Аня подняла вёсла сушиться, коснулась его плеча, и только тогда Ньютон посмотрел на неё.

– С Хосе всё будет хорошо, – сказала она.

Нет, эти глаза не могут лгать. Ньютон взял Аню за руку и внезапно осознал, что несколько минут назад едва не потерял всё, что обрёл в этом безумии, всё, чем дорожил и что не хотел отпускать. Рука в его руке была живой и осязаемой. Скоро они окажутся в мире снов, прекрасном, но бесплотном. И Ньютон вновь станет искать давно забытый сон. Но сейчас он держался за Аню, за её уверенность в глазах-айсбергах, за прекрасную печальную улыбку, как за спасательный круг в море сомнений.

– Мне никогда не доводилось никому доверять, кроме себя и… – заговорил он. – И это привело меня сюда. В мир, который, как мне казалось, избавит меня от сомнений. Я думал, что сделал выбор и на этом всё. Но сейчас сомнений стало ещё больше. И эти сомнения словно душат меня, – он судорожно вздохнул, и на лбу его проступили напряжённые вены. – Каждый раз, когда я выбираю… Каждый раз оказывается, что я ступаю не туда. Я ошибаюсь, и всё становится ещё сложнее. И в такие моменты, я хочу лишь проснуться. Снова оказаться в реальности, где ничего от меня не зависит! Стать блаженным сновидцем… Но мне кажется, что теперь я никогда не смогу проснуться… Проснуться по-настоящему… Так, чтобы не было сомнений. Не было врагов. Чтобы ничьи жизни не зависели от моих решений. Всё просто сон, и точка… И мне страшно, что я уже никогда не проснусь. Страшно, что я ошибся. Страшно снова ошибиться…

– Ты должен радоваться этому, – с тихой уверенностью произнесла девушка.

Ньютон поднял взгляд, и Аня приблизилась к нему.

– Мы свободны до тех пор, пока можем сомневаться. Потому что пока есть сомнения, есть выбор.

– Но что если выбор окажется неверным? Необратимым?

– Выбор не может быть верным или не верным. Выбор это просто одна тропинка из сотни. А на свете нет неверных троп, даже если это тропы в один конец. Если ты сделал выбор, и сомнения остались, просто пойми что, что бы ты не делал, всё могло быть лучше. Или хуже. Но это уже не важно. Потому что всё равно не узнаешь наверняка. Жизнь – это ведь не лабиринт пустой территории, где можно вернуться назад, можно пройти насквозь, а можно затаиться и вовсе ничего не делать. Жизнь – это одна непрерывная линия, которую рисуем мы сами. Сами выбираем, сделать круг, или зигзаг. И каким-бы в итоге не оказался путь – он будет идеальным, – на лице девушки проступила улыбка. – Потому что другого никогда не было и не будет. Тропинок много, но путь всегда один.

Ньютон помолчал, а затем спросил:

– А если от твоего выбора зависит жизнь другого человека?

Аня едва ощутима погладила его большим пальцем по исцарапанному запястью.

– Ты не виноват, Ньютон, – убеждённо произнесла она. – Ни в том, что Корвич сбежал, ни в том, что случилось с Хосе.

Ньютон перевёл взгляд на успокоившуюся воду, в которой они застыли недвижимые, а затем посмотрел Ане в глаза и спросил: