— А потом, сама не знаю, как это случилось, — жалко сказала Аннет и опустила голову на колени. — Я… я была сама не своя. С того момента, как отца уволили…

— Твоего отца уволили?!

— Ну, не то что бы… временно отстранили от должности, так это официально называется, но по сути, это одно и то же, — никогда ещё на моей памяти бывшая подруга не выглядела такой несчастной. — Сфабрикованное дело о взятке, можешь себе представить! Зачем моему отцу нужны какие-то взятки, полнейший бред! Это «временно» продолжается уже больше года, а тогда всё только начиналось, и мне казалось, земля из-под ног уходит.

— Мне очень жаль, — тихо сказала я. — Давай я спрошу у Армаля…

— Не стоит. Ты всё-таки ему ещё не жена, вот после свадьбы… В общем, я была очень расстроенной, вышла в сад, не наш, возле КИЛ, а тот, скверик за его пределами, если ты помнишь, там ещё такие огромные шестиугольные клумбы.

— И встретила Дикьена, — я уже смутно догадывалась, чем может закончиться исповедь Аннет.

— И встретила Дикьена, — кивнула Аннет. — Никогда бы в других обстоятельствах… Но тогда он что-то мне сказал, и мы… разговорились.

Зная Аннет, даже просто быть застигнутой мирно беседующей в уединённом сквере с простым малем, известным на весь Колледж задохликом, уже было бы достаточно для того, чтобы лишиться чувств от стыда.

— Мы разговаривали, и тогда мне вдруг показалось, что он… ну… вполне неплохой. К тому же, всё было так… так по-особенному. Фонари мерцали, темнота сгущалась, снежинки в воздухе кружились, хотя для снега было ещё рано. Звёзды с неба падали, ты представляешь? В общем… А потом появилась эта. Стала хохотать чуть ли не в голос.

«Можно подумать, ты бы на её месте поступила иначе»

— Ну, я ей ответила, как полагается и хотела было уйти, а вот потом… Потом со мной что-то случилось, — лицо Аннет перекосилось. — Такое странное чувство, что я себя не контролирую. Как будто я пьяна, нет, даже хуже. Как будто я — не я, а кто-то другой. Не знаю, как объяснить точнее.

— И что случилось дальше?

— Всё-таки есть в тебе что-то, что заставляет тебе доверять, — выдохнула Аннет. — Я стала говорить совершенно не то, что хотела. Я сказала, что он, Дикьен, он мне нравится и всё в таком духе, он рассердился… или испугался, не знаю, закричал на эту и хотел уйти, а я схватила его за руку, и… не отпустила. У неё на глазах, у этой Делайн, — Аннет уткнулась лицом в ладони. — Не иначе как я сошла с ума. Я его даже поцеловала, Хортенс. Потом-то, разумеется, очнулась и поняла, что произошло… точнее, ничего не поняла, но сомневаться не приходилось, что я это делала. А она это слышала. И видела. Ей было смешно, Хортенс! То есть, Дикьен тоже, конечно, но он вроде бы всё понял, что я была не в себе, и поклялся молчать… А вот этой нравилось меня унижать. И ей действительно не было нужды трепаться повсюду — достаточно того, что она знала и могла демонстрировать мне своё знание в каждом жесте, каждом взгляде. Как же я её ненавидела. И не знала, что сделать, чтобы она перестала наконец на меня так смотреть!

— Ты… он действительно совсем тебе не нравился тогда? — глупо спросила я. Аннет метнула на меня яростный взгляд и фыркнула, и я замолчала.

— Время идти на ужин, — Аннет встала. — Глупо всё вышло, и тогда, и потом. Я жалею. Но уже ничего не изменить. Доказательств у неё нет, но… Скоро всё это закончится, я имею в виду — наша учёба в одних стенах. И наши дороги навсегда разойдутся, так что не стоит об этом. Забудь.

— Забуду, — кивнула я и встала тоже. Что-то в нашем разговоре не давало мне покоя, то есть, конечно, всё это было объективно странным, Аннет всегда прекрасно держала себя в руках, и в то же время…

«Подумаю об этом потом», — сердито сказала я себе самой. Слова директрисы о возможной лояльности нового преподавателя внушали надежду, но довольно слабенькую, если честно. Не стоило расслабляться.

* * *

Мы болтали с Делайн по пути на занятия — по правде говоря, я вынашивала коварный план разговорить её по поводу той истории с Дикьеном и Аннет, — и я не сразу заметила, что идущие впереди нас девушки замолчали. Тишина впереди оглушила, как рев водопада — плывущих в лодочке по смирной речушке малье с зонтиками от солнца.

Делайн первая обратила внимание на то, что наши однокурсницы вели себя, мягко говоря, странно. Что бы ни происходило, молчание — реакция редкая.

— Лайгон будет вести орангутанг? — пробормотала она. Наконец, одними из последних, и мы зашли в аудиторию.

Помимо привычной графитной доски в аудитории появилось ещё две таких же. И все они были исписаны четким аккуратным почерком: слова, предложения, грамматические конструкции. Стоящий к нам спиной высокий и худой мужчина с тёмными волосами до плеч дописывал последнее предложение: больше уже всё равно ничего бы не влезло.

— Пойдем, Хортенс, ну, чего ты застыла! — прошептала Делайн и дёрнула меня за рукав, вероятно, она уже давно что-то говорила и трясла меня, как ребёнок погремушку. Едва уловимый скрип мела и грохот моего собственного сердца разрывали барабанные перепонки в этой немыслимой выжидательной тишине.

Человек закончил писать, и за секунду до того, как он обернулся, я поддалась Делайн и всё же села.

Желудок скрутило, и я инстинктивно прижала ладонь ко рту.

— Тебе плохо? — подруга была обеспокоена, и я не знала, что ей ответить.

Да, мне плохо.

Он знал, что я тут. Не мог не знать, это же он.

Он…

Он.

Мне не было нужды подсчитывать и вспоминать, невидимый метроном и без того все эти два года без малого стучал и стучал в моей голове. Сегодня первое марта. Осталось ровно три месяца. Одна-единственная весна.

Но он здесь. И выглядит… Стальная космея, он почти совсем не изменился. То же худое и острое лицо, доходящие до плеч чёрные волосы — я помнила, какие они на ощупь. Его голос, его стальные радужки, его последние слова: обидные, резкие, отчаянные. Я сделала вид, что поверила им, должна была поверить. И ушла.

Откуда он мог здесь взяться? Из-за меня? Глупость какая, зачем я ему сдалась. Сбежал? Ну, да, и появился перед доброй сотней человек. Или. Или он вылечился?

Не знаю, как, но вдруг всё изменилось? Может быть, его излечили, нашли лекарство,