Пришлось раскошеливаться.

Пятерки у него не было, и он протянул две трешки. И что вы думаете, как повела себя старушенция? Актриса народного театра в натуральную величину. Взяла деньги и глазом не моргнула. А углубившись в роль, заканючила, что и сдачи у нее нет.

Ему бы вывести спекулянтку на чистую воду, да наглость человеческая порою страшнее гипноза парализует. А с другой стороны, и жена с тещей рядом стоят, опять же конспирацией связанный. Куда ни кинь – всюду клин.

А чем все кончилось, вы уже слышали.

Вот что значит дать слабину. Про старуху-то я ему высказал свое мнение, а про жену постеснялся. Может, и зря. Может, вы и правду говорите, что пока он рыбачил, жена времени даром не теряла. Все может быть. Но у меня закон – чего не видел, о том молчу.

Сколько раз я слышал про гигантских карасей, таких, что в садок не лезут, лапоточков с ноги пятьдесят восьмого размера. И не только слышал, сам видел. Но в чужих руках. Значит, ловит народец. А у меня вечно серединка на половинку.

И, наконец, дождался, пригласили на карасей.

Парень один с работы. Фамилия у него смешная была – Требуховский. И он, кстати, оправдывал ее. К сорока годам такую требуху наел, что ножки у стульев гнулись, когда садился. И вот достает он перед обедом полкарася, а в этой половине – больше килограмма. Спрашиваю, где ловил. А он возьми да и предложи: поехали, и ты наловишь, давно веселого напарника ищу. Ломаться я, конечно, не стал, хотя и сомневался в его рыбацком опыте.

Но вскоре все выяснилось. Он, собственно, и не собирался мозги пудрить, сразу признался, что карасем его сосед угостил, но в его бригаде работает мальчишка-нанаец, родом из той деревни, откуда карасей привезли. Он дает пацану два отгула, чтобы у родных погостил, а заодно с ним и мы съездим.

Основательный мужик Требуховский, все продумал: одного для веселья, другого в качестве проводника – целая экспедиция. Я поинтересовался насчет наживки, у меня, как назло, ничего не было, зима все-таки. И тут же спохватился: какой карась может клевать в середине декабря? Но Требуховского наживка не волновала, сосед ловил на серебряный крючок и поймал два пуда. Мне и ехать расхотелось. Начал отказываться, но компаньон это предвидел и выложил, что кроме двух пудов его сосед наловил на блесну мешок щучки-травяночки.

Ну, щучки так щучки! Не велик трофей, да все равно душу разбередил, уже не остановишь. Договорились на пятницу. А дорога длинная предстояла: от рудника до города полтора часа на автобусе и ночь на поезде до деревни, в которой жила родня нанайца, а там уже пешочком до озера полчаса ходу. Впрочем, обещанные полчаса могли и в полтора не уложиться, но к этому я всегда готов, приучили.

Прихожу в пятницу на остановку. Требуховский уже там, а проводника нету. Его, кстати, Костей звали. Скромненький мальчик, месяц назад пришел из ПТУ, и за этот месяц я слышал от него не больше пяти слов. Но Требуховский, видно, сумел разговорить, раз в гости пригласили.

Однако задерживался парнишка. Автобус подошел. Посадка началась. Мы билеты на троих взяли. Нет нашего проводника. А куда без него ехать? На озере мы бы и сами разобрались, где и кого ловить, но не в сугробах же ночевать, у нас ни палатки с собой, ни спальников. И пришлось бы нам оставаться дома, не окажись шофер заботливым папашей, узнал, что в наш магазин детские костюмчики завезли, и побежал за ними. Толпа возмущается, а мы успокаиваем, вынужденно перешли на сторону противника, предали братьев-пассажиров – ехать-то хочется. Наконец, и Костя нарисовался. Глядим – бежит, торопится, аж на поворотах заносит, а перед самой остановкой поскользнулся да как грохнется навзничь. Мы к нему. Поднимаем, а от него прет… хоть закусывай. Накушался ребенок. Честное слово, хоть ремень снимай и дери при народе.

В автобусе беднягу совсем развезло. Мест нам, разумеется, не досталось, пятница, всем надо ехать. Трясемся в проходе. Вдруг слышу, впереди какой-то шум и голосок нашего героя из гомона выбивается. Проталкиваюсь, а Костя уже здоровенного мужичину за грудки трясет. Сам раза в полтора меньше, а грозится из автобуса выкинуть. Вот вам и тихоня. Хорошо еще, на терпеливого нарвался. Еле оттащили. Бывает такое со слабыми пацанами, ходят тише воды ниже травы, любые издевки терпят, но стоит почувствовать за спиной надежную отмастку – и начинают бросаться на первого наступившего на ногу, чужая сила нервы размягчает. Мы, конечно, цапаться с мужиком не стали, Требуховский даже извинился. А забияка наш уже и забыл, кого хотел выкидывать. На нас переключился. У него сестра красавица в деревне жила. И взбрело в хмельную голову подозрение, будто мы ее совратим, вот и решил предупредить на всякий случай, вернее – припугнуть. Зарубить пообещал. Требуховский заверяет, что мы старые уже, а Костя на свое напирает: если тронем сестру – зарубит. И все это на высоких тонах, перед людьми неудобно, оглядываться начали.

Кое-как до вокзала добрались – и новый сюрприз: Костя авоську с подарками потерял. Оказывается, у него авоська была. Сумку на плече мы видели, и она никуда не делась, а потерянной авоськи ни я, ни Требуховский не припоминали. А если она все-таки была, то осталась там, где он выпивал. Но Костя уперся, хнычет, что в автобус садился с авоськой. Идиотское положеньице, будто мы в пропаже виноваты. Пришлось ловить такси и ехать на автостанцию. И, представляете, нашлась. Едем назад, помалкиваем – парень первые взрослые подарки вез, а мы с подозрениями, пусть и не высказали, но все равно неудобно как-то.

Вернулись на вокзал. Все, думаю, билеты в кармане, вещи собраны, ведущий протрезвел – дальше доберемся без приключений. Куда там! Вышли на посадку, стоим, пережидаем толкучку перед вагоном, и вдруг наш Костя с визгом бросается на какого-то парня. Мы еще глазами хлопаем, а они уже кувыркаются на перронном снегу. Растащили. И опять не угадали, оказалось, что помешали радостной встрече школьных друзей.

Веселенькая дорожка выдалась.

Наконец, приехали.

Подходим. Торчит из сугроба скособоченная избенка. От калитки до дверей рваная стежка в глубоком снегу, некому дорогу разгрести. Над трубой дымок. Значит, уже не спят. Однако дверь на запоре. Сначала долго стучались, потом Костя долго переговаривался через дверь, и только после полного допроса загремели щеколды и засовы, словно не в деревню приехали, а в город, перепуганный домушниками. Потом только узнали, что сестра от ухажера так баррикадируется. В темных сенях ничего не рассмотришь, а вышли на свет – и понятно стало, почему братишка топором грозился: восточная роза, а не женщина.

Не успел Костя раздеться, а на нем племянник повис. Потом второй откуда-то выбежал, а за вторым и третий. Налетели, на пол свалили, барахтаются. Мать покрикивает на них, а они знай дядьку терзают. Выбрался Костя из куча-мала и к авоське с подарками. Детишки сразу притихли.

И что, вы думаете, он привез?

Плюшевого мишку и надувного зайчика?

А не хотите – валенки и две зимние шапки из магазина уцененных товаров? И что там началось: драка, слезы, сначала из-за шапок, потом из-за дырявых валенок, которые старший снял. Меньшому на улицу выйти не в чем было, а средний их себе тащит. Матери перед нами неудобно. Да и не скажешь, глядя на тоненькую девчоночку, что она мать троих детей. Грустная картинка. Дело ведь не при царе Горохе было, а в наши дни. Тот же Требуховский перед отъездом жаловался, что сынулю не во что одевать: в магазинах одно тряпье, а слетать во Владик на барахолку времени не хватает.