Вернулся в вагон, забрал тощий «сидор» Барсукова, сделанный из обычного худого мешка, перевязанного веревкой; посидел немного на его месте, потом ушел в другой вагон. Кругом пили, орали, играли в карты. На него никто не обратил внимания. Незаметно переложив жалкие вещи Барсукова в свой вещмешок, которым в свое время разжился у добряка Никифора, потом выбросил опустевший «сидор» в отверстие загаженного унитаза.

Ромашову везло. Вот уже сколько лет – со времени побега из лагеря! – ему постоянно везло. Ну что ж, это только справедливо, учитывая, сколько ему пришлось выстрадать по вине Грозы и его детей. Теперь настало его время! Время его удачи.

В Хабаровске Ромашов решил прежде всего помыться в бане. Черт знает сколько времени не был в настоящей жарко натопленной бане! Однако одна, прямо около вокзала, была закрыта на выходной, во второй был ремонт.

– Где еще баня есть? – спросил он прохожего.

– Да вон там, – махнул тот рукой в противоположную от вокзала сторону. – Иди все время прямо по Вокзальной, скоро и дойдешь.

Однако Ромашову пришлось не меньше часу тащиться по заснеженным овражным склонам, на которых лепились невзрачные домишки. Иногда с правой стороны попадались дома покрепче, повнушительней, и на одном из них он увидел вывеску «Жилищно-эксплуатационная контора № 5». Тут Ромашов вспомнил, что ему – вернее, Барсукову – следовало прежде всего явиться в милицию по месту прежней прописки, зарегистрироваться и поставить печать на документы. Однако эта Красная Речка, где раньше жил покойный Андрей Петрович Барсуков, находилась, если судить по его рассказам, километрах в двадцати пяти от Хабаровска, и добраться туда можно было только автобусом, который ходил дважды или трижды в сутки.

Однако, если бы он нашел жилье в самом городе, следовало подать документы на временную прописку в том отделении милиции, к которому относился этот адрес. Ну что ж, есть смысл поискать комнатушку в Хабаровске!

Он шел и шел, и наконец-то впереди показалась черная труба, над которой стоял столб белого дыма – необычайно плотного на вид, словно бы осязаемого. Мороз, ветра нет…

Труба возвышалась на задворках двухэтажного облупленного здания с большой вывеской: «Бани. Душ». Ромашов чуть ли не бегом бросился вперед, оскальзываясь на ледянках, которыми была испещрена дорога.

Выйдя часа через два, переодетый в чистое (у Барсукова оказалась при себе смена белья и чистые портянки), постриженный и выбритый в парикмахерской, которая имелась при бане, вдоволь наевшийся в буфете жареной рыбы и винегрета (эх, соскучился он по всему этому – не описать словами!), Ромашов почувствовал себя просто другим человеком. Даже голова закружилась!

Он вышел на улицу, огляделся и увидел то, чего не заметил раньше. На стене здания углем было коряво написано: ул. Запарина, 97.

Хабаровский край, побережье Татарского пролива, 1960 год

– Ребята, дело плохо, совсем плохо!

Женя вскинулась. Голос, вырвавший ее из напряженного взаимодействия с пространством, в котором она искала, беспрестанно искала путь к спасению тех четверых, теряющих последние капли жизни на барже в открытом море, ее тело восприняло как болезненный ожог.

– Ты чего, Женька? – сонно пробормотал, приподнимаясь, Сергей. – Тише, тише… Кулагин, да ты ее напугал!

– Сейчас я тебя тоже напугаю, – мрачно пообещал старшина катера. – Мы обросли льдом до последнего леера. К тому же ветер принес с севера льдины, нам не пройти через пролив. Она видела, как это начиналось, – махнул он рукой в сторону Жени. – За какие-то полчаса стало еще хуже. Придется возвращаться.

– То есть как? – резко сел Сергей. – А маяк? Мы уже почти рядом!

– Рядом-то рядом, – пожал плечами старшина. – Да мой катер не ледокол. Вернемся – возьмешь упряжку, доберешься на нартах. На материке метель уже улеглась, ветер разбойничает только в проливе.

– Да ты шутишь, Кулагин? – возмутился Сергей. – Какая, к черту, может быть упряжка?! Это меня на двое суток задержит! А тем временем проливе встанут корабли в очередь при входе в пролив. Сам знаешь, что это значит в такую погоду! Как они пройдут без маяка?

– Что ты мне объясняешь, как ребенку? – обиделся старшина катера. – Пойди да посмотри сам, что впереди.

– Женя, посиди тут, в тепле, я гляну, что там и как, – буркнул Сергей, набрасывая меховую куртку.

– Я с тобой, – шагнула вперед Женя.

– Сдует, – буркнул Кулагин. – Сейчас еще хуже, чем было раньше, говорю тебе!

– Как-нибудь, – пожала она плечами, выбираясь на палубу и немедленно цепляясь за оледенелый поручень: да уж, мотало нешуточно! И натурально сдувало.

Мгла висела над морем. Мутное небо, под которым то опускается, то взмывает белая метельная завеса…

Если за кормой еще оставалась полоска черно-зеленой волны, то впереди почти сплошняком громоздились льдина на льдине. И в самом деле – нужен был ледокол, чтобы преодолеть эту «полосу препятствий»! А между тем до берега вроде бы совсем недалеко: слева виднелись острые выступы прибрежных скал.

Где-то там маяк. Женя должна попасть туда как можно скорей. Перед ее внутренним взором появилась палуба огромного судна, больше похожего на серую скалу, чем на корабль. Палуба эта казалась бескрайней, и на ней стояли ряды самолетов и вертолетов. Никогда в жизни не видела Женя ничего подобного, однако знала, что перед ней возник авианосец под названием «Кирсардж». Он принадлежал военно-морскому флоту США. Впрочем, сейчас ей было совершенно безразлично, чей это авианосец. Американский? Вражеский? Да хоть марсианский! Если он не спасет тех четверых, их не спасет никто! Однако авианосец может пройти мимо, как проходили другие корабли.

Надо помочь. Надо помочь…

Однако возникла эта помеха в виде льдин!

– Глуши машину! – долетел до нее голос старшины, отдавшего приказ мотористу.

Рокот мотора умолк, болтанка стала еще сильней.

Женя, поспешно надев рукавицы, перехватывая то ограждение бортика, то леера, оскальзываясь на каждом шагу, добралась до носовой палубы, где стояли Сергей и Кулагин.

– Берег рядом, – сказала Женя.

– Рядом-то рядом, но до маяка еще много миль, – буркнул Кулагин.

– А он в какой стороне?

Сергей взмахом руки показал направление – как раз за зубчатую гряду гор.

– Жаль, что нельзя пойти напрямик, – вздохнула Женя.

Сергей прищурился:

– А это мысль!

– Ты о чем? – хмуро спросил Кулагин.

– Вот об этом! – Сергей снова махнул в сторону берега. – Льдины сошлись прочно, смотри. До земли метров сто. Дойду! А там уж… Насколько я помню карту, отсюда до маяка напрямик десять километров. Это около двух часов ходу. Чепуха. Главное – перевалить хребет.

– Сдурел? – возмущенно посмотрел на него Кулагин.