– Интересно… А зачем ты мне все это рассказываешь?

– Забавно, да? – Грошев подкинул пулю. – Чугун – грязный металл, а не ржавеет почти. А дамаск наоборот – ухаживать надо, как за кожей красавицы.

– Я думал, пули лили из свинца, – сказал Синцов. – Это же удобнее.

– Ружейные да, из свинца. Хотя примерно в это время экспериментировали и с чугунными. Но это не ружейная, это картечь. Скорее всего, у солдат были небольшие пушки, одна или две. В ближнем бою они ударили картечью, получилась изрядная мясорубка. Картечь дает хороший разлет, половина пуль застряла в песке. Я…

– Зачем ты мне все рассказываешь, я так и не понял.

Грошев повернул и двинулся через кусты, Синцов за ним.

Они долго пробирались через ивы, поворачивали, возвращались назад, шагали направо и налево, так что Синцову начало казаться, что Грошев его путает, но потом все-таки вернулись к мотоциклу.

Синцов хотел в третий раз спросить, зачем Грошев показал это именно ему, но не стал. Мало ли?

У Грошева полно тайн, тайны давят. Надо кому-то рассказать. А кому? Чужаку. Это как беседа в поезде Москва – Архангельск, сосед по купе рассказывает про свою жизнь, зная, что тебе плевать, но все равно рассказывает. Тебе плевать, а ему облегчение.

А может, другие причины.

Может, Грошеву надоели тайны, слишком много их, вот он и не выдержал, хоть одну да разболтал. Не про чердак, так хоть про клад, не про небо, так про землю.

Может, так.

Странно ему сегодня. Да мне уже давно странно.

Зазвонил телефон. Неожиданно, так что сам Грошев дернулся. Он достал трубку, посмотрел на экран и сразу ответил.

– Ладно, – сказал он. – Ладно, понял все. Но мы ведь на следующий месяц договаривались… Ну да, можно бы и упасть… Хорошо, сегодня вечером. Да, конечно, буду…

Грошев с досадой отключил телефон.

– Пора нам ехать, Кость.

– Что?

– Дело нарисовалось в городе. Хотел тебе еще одно интересное местечко показать, да не получится. Ну ладно, в другой раз.

Поехали.

Пока добирались до города, Синцов думал. Непонятность, к которой Синцов начал уже привыкать, стала еще непонятней, Синцов запутался. И подумал, что думать вредно.

Грошев затормозил напротив строящегося дома.

Дом поднялся уже под стропила, двухэтажный, поставленный из бетонных блоков, похожих на большие прямоугольные детали конструктора, было видно, что построен он недавно, совсем новенький и явно не дешевый, и рядом с этим большим красивым домом небольшая почерневшая избушка, прилипшая к нему, как бурый слизняк к ножке высокого и молодого боровика.

Рядом с избушкой помещался такой же древний гараж, крытый промшелым рубероидом и сильно покосившийся от навалившейся на него черемухи. Ворота гаража были распахнуты, в глубине поблескивал хромом красный мотоцикл, рядом стоял уже знакомый Синцову «крузер», правый борт его был сильно поцарапан и кое-где подмят, на воротах гаража чернели отметины от автомобильной краски. Хозяин выезжал из гаража и не вписался, так понял Синцов. А еще подумал про загадочную русскую душу, которая заставляет покупать машину за три миллиона и потом загонять ее в сгнивший убогий сарай на ночь. Хотя и так понятно, что никто не украдет – кто в Гривске осмелится в трезвой памяти покуситься на автомобиль Лобанова?

По огороду вокруг строящегося дома бродили Лобанов и какая-то грузная, красная от солнца женщина, Лобанов в трениках и майке, женщина в васильковом халате. Лобанов и женщина пололи грядки. Лобанов, держатель магазинов, шиномонтажей и пассажей, коммерсант районного и отчасти областного масштаба, выдирал из земли сорняки. Собирал их в корзину и относил к забору.

– Чеснок, – пояснил Грошев. – Лоб любит чеснок и выращивает его в большом количестве, пять грядок каждый год.

– Можно же купить.

– Купить? Да ты что! Кто же в Гривске станет есть покупной чеснок? Чеснок, морковь и картошка должны быть выращены своими руками. Никаких наемных вьетнамцев, никаких удобрений. Труд, мозоли и навоз – вот секрет успеха!

Синцов подумал, что, судя по зверскому выражению лица женщины и ответственному выражению лица Лобанова, они на самом деле на пути к успеху, и с пути этого вряд ли свернут.

– А мама его тоже любит чеснок? – Синцов указал мизинцем на женщину.

– Это не мама, – ответил Грошев. – Подруга дней и любовь всей его жизни. Заодно племянница заместителя главы городской администрации.

– Ага, – понимающе сказал Синцов.

– Да не, они с пятого класса еще дружили, просто все очень счастливо сошлось, такое редко бывает. Эй, Лоб!

Грошев свистнул. Лобанов оторвался от сорняков, женщина не стала размениваться на Грошева, кинула взгляд и продолжила утюжить грядки.

– Здравствуй, Анжелика! – поздоровался Грошев.

Анжелика… В другой ситуации Синцов сказал бы что-нибудь ироническое, но здесь не стал, Анжелика так Анжелика, каждому свое, Лбу Анжелика.

– Лоб, у меня к тебе дело! Подойди, а?

Анжелика что-то недовольно буркнула, но Лобанов проявил мужество, бросил корзину с сорняками и, вытирая руки, направился к Грошеву и Синцову.

Анжелика и король, Лоб нагнулся, зацепил пятерней кустик петрушки, сорвал.

– Здорово, пацаны, – ухмыльнулся Лоб. – Чего надо-то?

Он пожал руку Синцову, пожал Грошеву, стал жевать петрушку.

– Вся сила в витаминах, – сказал Грошев. – Брюкву тоже сырой надо есть, а ты, наверное, паришь?

– Это ты меня, Чяп, паришь. Видишь, я занят, а ты лезешь, как клещ за ухо.

– Есть немытые овощи – смертельно опасно, – сказал Грошев. – На них обычно яйца глистов.

– Придется теперь водкой запивать, – вздохнул Лоб. – Ладно, говори, чего подкатил-то?

Грошев шагнул к «Тойоте», провел пальцем по царапинам.

– Лоб, я тебе говорил – бери «бэху», – сказал Грошев. – «Бэха» тачка что надо, не то что этот вагон.

Грошев постучал по боку «Тойоты», она отозвалась жестяным.

– «Бэха» – это для школоты вроде тебя, – ответил Лобанов. – Которой гонять надо с выпученными шарами. Кто понял жизнь, тот не спешит, знающие люди берут «крузаки». Немного, правда, вчера в ворота не вписался…

– На «крузерах» на Дальнем Востоке одни инвалиды да пенсионеры ездят, – заметил Грошев. – Ты инвалид или пенсионер?

– Я и то и другое, ты же знаешь. Тебе, Чяп, чего надо-то?

Грошев не ответил, продолжал постукивать по жести «крузера», бум, бум, бум.

– Деньги нужны, – ответил Грошев. – Некоторое количество.

– У тебя, можно подумать, денег нету. Ты мне, Чяп, в мозг бетон не лей, я не дурачок ведь, да?