— Не вздумай! — одернул напарника Викентьев. — Никакое дело не стоит того, чтобы тебя заподозрили в торговле наркотиками! Представляешь, как заорут СМИ: «Полицейский снабжает наркотой юную девушку!» Не зря адвокаты частенько говорят: «Пусть лучше сто виновных в преступлениях не понесут наказание, чем будет несправедливо осужден хоть один невиновный!» Я это гуманное высказывание конкретизирую: пусть лучше хоть сотня Серых разгуливает на свободе и две сотни Дэнов и прочих похищенных мэнов томятся по подвалам, пристегнутые наручниками к канализационным трубам, чем нас с тобой затаскают по следователям, а тебя за твое непомерное усердие на пользу дела в итоге еще и посадят! И я как твой напарник категорически возражаю против такой авантюры и ни в коем случае ее не допущу! Так что вези девчонку в Коровино, пусть она там сама покупает у сбытчика дурь и ширяется сколько ее душеньке угодно. А завтра, если она более-менее очухается, опять ее привезешь. Я останусь здесь. Опознаю Серого, если он появится, — хорошо. Не опознаю — ничего не поделаешь! А ты с вечера понаблюдай за квартирой Дональда. Днем-то он выйти постесняется — вся рожа в синяках и кровоподтеках. А вечером, если есть крайняя необходимость и найдутся силы, сможет и выползти. Не к Серому ли поползет?

— Эх, эту Карину по-хорошему не домой бы нужно везти, а в больницу. Лечить ее необходимо, пока не загнулась от передозы! — вздохнул Глеб.

— Полечить бы не мешало, — согласился Викентьев. — Только зарплату нам платят без учета возможных последующих наших расходов на благотворительность. И если смотреть правде в глаза, все эти благотворительные, коммерческие и государственные усилия по излечению плотно подсевших на иглу бедолаг бессмысленны, потому что бесполезны. Конечно, бесполезны не для всех — кое-кто на лечении этих, по большей части уже, увы, неизлечимых больных зарабатывает приличные деньги. А для государства такая методика противостояния наркотической угрозе так же бесперспективна и разорительна, как и борьба с терроризмом при помощи металлодетекторов и всяких там рамок в аэропортах и на вокзалах. И наркоманию, и алкоголизм, и терроризм нужно давить в зародыше! Сорняки вырывают с корнями, а ощипывать ядовитые вершки, оставляя корешки в питательной почве, напрасный, опасный и, главное, очень затратный труд…

Расстроенный пессимистическими рассуждениями напарника, Глеб с тяжелым сердцем отвез Карину домой, а на обратном пути решил заехать в Малинскую. Направляясь к особняку по тенистой и гладкой, как стекло, дороге, Панов чувствовал, как тихое шуршание колес его «тойоты» уже не по асфальту, а по дивно изукрашенным плиткам, сменившим хоть и зализанный, но неблагородный асфальт, постепенно успокаивает его смятенную душу. Из мира повальной уголовщины, бандитизма, наркомании, где хищник пожирает хищника, а киллер охотится на киллера, он переместился в благостную атмосферу довольства, благополучия и безопасности. Но состоянию тихого спокойствия души не суждено было удержаться надолго. Пришлось вспомнить, что и богатые порой роняют горючие слезы на горячий пляжный песок фешенебельных южных курортов, а уж прохладная почва средней полосы России и вовсе не располагает к безмятежности. Такой вывод сделал для себя Глеб, когда увидел, что по аллее, ведущей в глубь усадебного лесопарка, шествует прогулочным шагом, не торопясь, Изяслав Никандров, а рядом с ним семенит Елена Прекрасная и опять, как в давешнем разговоре с Новиковым, что-то доказывает, указывает или настырно объясняет своему собеседнику, точнее — спутнику. Потому что Изяслав хранил гордое молчание, зато вышагивал, заложив одну руку за отворот пиджака на манер Наполеона или Керенского, а другую — за спину, вроде официанта. Похоже, у Елены Прекрасной появились какие-то претензии ко всем значительным особам мужского пола, ее окружающим, подумал Глеб. Подлый поступок ее бывшего гражданского мужа-обманщика тяжело подействовал на ее психику. Она оказалась во власти синдрома покинутой женщины, то есть всех кавалеров Елена подозревает в серьезных сексуальных домогательствах с несерьезными намерениями. Хотя очень может быть, что подозревает небезосновательно… Тогда она упрекала Новикова за легкомысленное к ней отношение, а теперь жалуется на него Изяславу? Или наоборот: Новикову пеняла на Изяслава, а сейчас высказывает нелицеприятные претензии непосредственно самому обидчику? В этом случае понятно, по какой причине Изяслав получил отставку у Анжелы Артюнянц. Анжела узнала, что коварный изменщик, набивавшийся в женихи, параллельно крутил любовь с Еленой Прекрасной. Анжела — девушка гордая, и женихов-поклонников у нее тьма! Поэтому неверному претенденту на ее руку и сердце она, не колеблясь, дала пинок под зад. Вопрос: а кто сообщил ей компрометирующие Изяслава сведения? Скорее всего, их выяснил Анжелин охранник Гена Цаплин через Оксану, свою бывшую родственницу. Тогда и Оксана — на вид проста-проста, а втихомолку поднагадить хозяевам очень даже способна.

Пребывая в плену этих размышлений, Глеб и сам не заметил, как прибыл к цели своей поездки — обители той, чей прекрасный образ занимал все его мысли и мечтания во внеслужебное время. То есть он подъехал к никандровскому особняку и скромно притулил машину в сторонке, потому что у парадного подъезда стоял черный «майбах». Рядом грустил, с ностальгическим видом глядя на недоступное для него авто, бывший водитель-охранник Тимур, разжалованный Юлией в дворники за бездушное отношение к братьям и сестрам нашим меньшим. Кто сидел за рулем «майбаха», Глеб за тонированными стеклами не разглядел. Поздоровавшись с репрессированным, Панов хотел было пошутить: а где твое личное оружие — метла? Но вовремя вспомнил, что в доме повешенного не говорят о веревке, и только поинтересовался, не Нелли ли Григорьевна собирается отбывать из своей резиденции?

— И хозяин, и хозяйка давно уже отбыли и сейчас гуляют по Швейцарии. А вот Марша действительно куда-то наладилась, — без всякого пиетета в отношении своих работодателей сообщил Тимур и, махнув рукой то ли на «майбах» и сидящего в нем конкурента, водителя-охранника, то ли на собеседника, то ли на всех присутствующих и отсутствующих разом, удалился, очевидно, в сторону своей метлы.

А Панов взбежал по ступенькам и тут чуть ли не нос к носу столкнулся с Марфой, выходящей из дверей особняка. Глеб поспешно уступил девушке дорогу и поздоровался, сопроводив свое приветствие вежливым поклоном. Но Марша не прошла мимо, а остановилась тут же, на ступеньках, и не только ответила на приветствие, а и любезно протянула Глебу руку. Долю секунды поколебавшись — поцеловать или пожимать, Панов, учитывая Маршин американский менталитет, ограничился деликатным пожатием. Марша же энергично потрясла его руку и с улыбкой, как Глебу показалось, слегка ехидной, поздравила его с большим успехом.

— Особенных успехов в расследовании пока нет, — кисло улыбнулся и Глеб. — Проводим активную разыскную работу — это да.

— А я имела в виду успехи не в расследовании убийства Никиты и похищения Дэна, а в ваших усилиях по спасению малых сих — братьев и сестер наших меньших от бездомной жизни, а то и от чего-нибудь похуже, — уже почти открыто не скрывала ехидства Марша.

«Это она намекает на ужасную котяче-щенячую индийскую гробницу в виде помойного ведра, которую уготовила хвостатым крошкам их бывшая хозяйка Надежда Петровна, — догадался Глеб. — Не знаю, действительно ли Марша колдунья, как уверяет Юлия, но проницательности ей не занимать!»