— Юлия со слезами умиления на глазах рассказала мне о вашем благородном поступке, — продолжала Марша. — Она все эти дни отпаивала спасенных вами крошек молочком из пипеточки в своей спальне. Теперь котятки и щенятки окрепли и ковыляют по всем ее комнатам. Конечно, некоторые неудобства после них остаются, но Юлия в помощь Оксане привлекла, несмотря на ее протесты, Лидию. Девушки кое-как поддерживали гигиенические нормы в Юлиных апартаментах, но потом Лидия восстала и заявила, что ей лучше уволиться, чем круглые сутки подтирать кошачьи и собачьи гм… ожиданности. Поэтому сегодня состоится торжественное переселение спасенных вами и возрожденных к счастливой жизни Юлией крошек на ПМЖ в Юлин собачье-кошачий приют. Но спасением обреченных на неминуемую гибель малюток, оказывается, ваши гуманитарные подвиги не ограничиваются. Юленька опять же со слезами на глазах, но уже со слезами благодарности, рассказала мне, что вы пожертвовали солидную сумму долларов на строительство пятизвездочного отеля для хвостатых любимцев состоятельных людей. А я и не знала, что вы, Глеб, настолько богаты, что можете себе позволить выделить на благотворительные цели такие деньги. Кстати, Юленька опять выманила у меня пожертвование — теперь уже на другой ваш совместный проект: приют для обездоленных собачек в городе Разнесенске. И Нелли Григорьевне пришлось раскошелиться: некуда ей от Юленьки деться. Но что удивительно, и папа дал ей денег для разнесенских Шариков. Объяснил мне, что Юлии удалось приобрести на окраине Разнесенска неплохой земельный участок. Пока, мол, там будет размещаться кинологический приют, а в дальнейшем будет видно, как его можно использовать. И только Изяслав категорически отказал Юленьке в субсидии. Единственный здравомыслящий человек остался в нашей семье! Но зато ваши, Глеб, гринписовские заслуги замечены, отмечены и увековечены, — Марша с иронической улыбкой на устах указала на Юлин садово-декоративный монументальный комплекс.

Там к искусно подстриженным кустам, изображавшим дедомазаеву внучку и некоего зеленолиственного титана, держащего на руках декоративную Найду, прибавился еще один кустарниковый персонаж, тоже предположительно мужественного пола, в компании ластящихся к нему зеленолиственных же зверушек всех видов и размеров — от мала до велика.

— И современница ему при жизни памятник изготовила, — прокомментировала язвительная Марша эту впечатляющую картину. — Теперь вам, Глеб, осталось сопроводить Юленьку к мемориалу почившей Клеопатры, возложить венок к его подножью и получить Клеопатрино благословение на совместную с Юлей подвижническую службу на благо братьев и сестер наших меньших. Тогда считайте, что Юлечкина душа и сердце не только братьям нашим меньшим, но и вам всецело отданы и будут после лишайных собачек и блохастых кошечек и вам верны.

Огорошенный Глеб только и смог в ответ на Маршины инсинуации в растерянности пробормотать:

— Клеопатрино благословение? При чем здесь Клеопатра?

— При том, при том, — продолжала ехидничать Марша. — Разве вы не знаете, что Юлия считает Клеопатру перевоплотившейся древнеегипетской колдуньей благородного фараонова происхождения?

«Она и тебя считает колдуньей, — подумал Глеб, — только не древнеегипетской, а глупой. И что?» И так ему стало обидно за Юлию. И что к ней привязались? Новиков вбил себе в голову, что Юлия убила Никиту и организовала похищение Дэна. Марша и вовсе представляет сводную сестру чеканутой. А сами-то хороши! И Глебу захотелось в отместку как-нибудь уесть Маршу, только сделать это культурно, без грубостей и оскорблений.

— Мисс Марша, представьте себе на минутку, что вы гуляете по лесу с приятным кавалером.

— То есть с вами? — сразу же постаралась уточнить Марша.

— Конкретные персоналии не важны, просто с приятным кавалером… Солнышко сквозь ветви светит, птички поют, цветочки цветут и пахнут… И вдруг вы видите, что по лесной тропинке вам навстречу идет кошечка. Не какая-то там персидская, а тем более — египетская, а обычная русская Мурена Васильевна. А ваш спутник вдруг поднимает с земли шишку и собирается кинуть ее в эту кошечку.

— Значит, я все-таки гуляла не с вами, — вздохнула Марша. — Уж вы-то усатенькую-полосатенькую никогда не обидите. Под Юленькиным влиянием любая кошечка стала вам ближе сестренки родной. Как говорится, с кем поведешься, от того дури и наберешься!

— Мне кажется, любовь к животным как раз одухотворяет человека, — возразил Глеб. — Но дело не в этом… Скажите, как вы отнесетесь к желанию молодого человека запустить шишкой в кошечку? Будете смеяться над испугом беззащитного животного или остановите своего кавалера?

— Ну-у-у, — нерешительно протянула Марша.

— Только, чур, отвечать честно и предварительно все взвесив, — предупредил Глеб.

Марша задумалась и после долгой паузы ответила очень серьезно:

— Я не разрешу своему спутнику обижать кошку и объясню ему, что в девяносто девяти случаях из ста встретившаяся вам на лесной тропинке кошка — просто обычная Мурка, дочь кота Васьки. Но нельзя вовсе исключать и другую возможность, что как раз эта кошка — вовсе не кошка, а обернувшаяся кошкой колдунья. Издавна известно, и любая женщина вам это подтвердит, что колдуньи любят прогуливаться по лесу в кошачьем обличье. И обижать их очень опасно: как раз нашлют на вас венец безбрачия!

— Вот видите, — укорил Маршу Панов, — вы допускаете, что обычная подмосковная кошка в принципе может оказаться колдуньей, а Клеопатре, не простой, а египетской кошке, возросшей среди пирамид и мумий фараонов, вы в такой возможности отказываете!

— Нет, нет, Клеопатра никак не могла быть колдуньей! — с горячностью возразила Марша. — Это была просто кошка, только мстительная и злопамятная, точнее — на зло, причиненное, по ее мнению, Юлии, памятная и обидчикам обожаемой хозяйки мстящая беспощадно, неуклонно и со страшной силой. Сама Юлия объясняла сверхъестественную Клеопатрину преданность трансцендентальным родством их душ и сходством характеров.

— Мисс Марша, вы опять сами себе противоречите! Из ваших же слов понятно, что Клеопатра была не обыкновенная кошка!

— Пусть не обыкновенная, но и не колдунья. Колдуньи и волшебницы, к тому же перевоплотившиеся в кошек из знатного фараонова рода, не станут унижаться до такого способа мести, каким предпочитала пользоваться Клеопатра. Колдунья наслала бы на обидчиц и обидчиков Юлии какую-нибудь изысканную порчу, например венец безбрачия или несчастье в супружеский жизни. А мне даже неловко рассказывать, что подкладывала Клеопатра неприятелям Юлии. Вы, наверное, слышали, что Юлия часто обижалась на Никиту? И было из-за чего! Виданное ли дело — дать сестре обидное прозвище, неприлично исказив при этом святое для Юлии слово «Гринпис»?! Потом он Усладу и Руслану тоже оскорблял, сокращая и соединяя их имена в одно неприличное сочетание. За все это Клеопатра Никиту возненавидела и при любом удобном случае готова была ему напакостить. Стоило только оставить дверь в Никитины комнаты хоть чуть-чуть приоткрытой, Клеопатра тотчас в эту щель проскальзывала и оставляла свою визитную карточку на самом видном месте. А если проскочить в его комнаты не удавалось, она подкладывала пахучий подарочек под Никитиной дверью… Ну ладно, о мертвых или хорошо, или ничего, но Никита хоть сам на эти подарки напрашивался. А за что Клеопатра взъелась на Изяслава?! Изя нас с Юлией много старше, серьезный бизнесмен, Юлию никогда не дразнил, Усладу и Руслану колбасой из супермаркета не травил, когда Юлия выпрашивала у него деньги на собачек — давал. Правда, давал неохотно и мало. Что скрывать, братец скуповат. А однажды отказал собаколюбивой сестренке вовсе. Объяснил: срочные платежи, лишних денег нет! И этого оказалось для Клеопатры достаточно, чтобы наложить кучу на самую середину дорогого персидского ковра, который сотрудники фирмы преподнесли Изяславу в подарок на день рождения! Изя как раз перекусывал у себя в апартаментах перед поездкой на торжественный прием к губернатору, учуял запах, выскочил из столовой комнаты в гостиную с салфеткой в руках, стал махать салфеткой на Клеопатру, а та сидит себе в центре ковровой лужайки и, не обращая на Изю никакого внимания, продолжает делать свое грязное дело. Хотя, казалось бы, куда уж больше?! И так наложила от души! Изяслав не стерпел и шлепнул осквернительницу ковра салфеткой. А в это время в гостиную вошла Юлия с подарком — антикварной китайской вазой в руках. Тоже пришла поздравить брата с днем рождения. Увидела, что Изяслав шлепнул Клеопатру, заорала, завизжала, швырнула в именинника эту антикварную вазу! Ваза — вдребезги! Звон, грохот, ор на весь дом! Аж мачеха прибежала со своей половины узнать, что приключилось! Изяслав оправдывается: «Я ж салфеткой, можно сказать, символически! Клеопатре совсем не больно!» А Юлия и слушать его не желает: «Ты оскорбил ее достоинство!» Подумаешь, беда какая — оскорбили кошачье достоинство! А как она оскорбляет лучшие чувства других?! Ей можно, а ее нельзя?! А с Дэном что у этой ревнительницы кошачьего достоинства приключилось?!