Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, мы должны натренировать тело так, чтобы оно восприняло невозможное, и тогда это станет возможным.
После небольшой паузы он продолжил:
– Невозможно дышать в воде. Невозможно человеку летать. Но и то и другое становится возможным, если мы обнаружим в своем теле скрытые мышцы и научимся правильно пользоваться ими.
Очередная пауза.
– Раскиньте, мальчики, руки, разверните плечи. Вообразите их мысленно, представьте себе мышцы, сухожилия, кости. Представьте, как они раскрываются.., раскрываются все шире.., развертываются.
Том представил.., нет, он действительно увидел, как его мышцы распахиваются, раздаются вширь, в то время как в сознании его рождается нечто совершенно новое, безрассудно-отчаянное.
– При счете раз глубоко вздохните, при счете два выдохните и очень спокойно, медленно-медленно вообразите, как вы поднимаетесь над полом на один-два дюйма. Раз.
Воздух наполнил легкие Тома; новое ощущение в мозгу разгоралось ярко-желтым пламенем.
– Два.
Вдруг в памяти всплыла совсем другая картинка: Лейкер Брум словно помешанный носится по рядам, тыча пальцем то в одного, то в другого, громко выкрикивая имена. На Тома нахлынула волна ненависти. Он с силой выдохнул, и ему показалось, что деревянный пол под ним слегка задрожал.
– Пусть ваше сознание как будто плывет по течению, – донесся тихий, но сильный голос.
Том ощутил себя воздушным шаром, наполненным гелием, и тут его снова посетило непрошеное видение. Причем одно сменялось другим: сначала он увидел Лейкера Брума в позе драматического актера на сцене в наполненной дымом аудитории, затем – преподобного мистера Тайма на похоронах его отца и наконец – парящего в темной спальне Дэла.
И тут ему привиделась, вероятно, самая жуткая из всех картин: солдаты, танки, искромсанные тела, шикарные леди со звериными головами – образы, наполненные непередаваемым словами ужасом, внушающие неимоверное отвращение.
Поверх всего этого всплыл человек в длинном плаще с поясом и широкополой шляпе, по чьей команде все эти кошмарные порождения человеческого (человеческого ли?) разума вдруг одновременно пустились в дикий пляс…
"А почему бы и нет? – подумал он. – Разве это так уж невозможно?"
Внезапно потеряв вес, он перевернулся на спину и не ощутил под собою пола. Пламя, охватившее мозг, разгорелось еще сильней.
Тут его посетило еще одно видение, чудовищнее даже предыдущего: внизу, под ним, был зал, заполненный ребятами и учителями, на сцене – Дэл и он сам в костюмах Найта и Фланагини. И в то же время он парит высоко над всеми, под потолком. Глаза его болят, голова готова взорваться от давления, а ставшее паучьим тело пронзили тысячи иголок.
Именно таким, паукообразным, Том видел Скелета за мгновение до пожара, а теперь вдруг сам в него превратился и смотрит на все его, Скелета, глазами…
Чуть не теряя рассудок, он мешком свалился на деревянный пол. Из носа хлынула кровь.
– Теперь ты увидел, – шепнул, склонившись над ним, Коллинз.
* * *
– Разве ты не знал, что можешь дышать под водой? – спросил Коллинз.
Все тело Тома разрывалось от боли и холода.
– Ненависть – вот ключ ко всему, – продолжал маг.
Мягкость его тона никак не сочеталась со страшным смыслом слов. – Точнее, секрет – в умении ненавидеть, и это умение заложено у тебя в генах.
Том попытался еще плотнее обернуть вокруг себя плед.
Казалось, уши вот-вот отмерзнут и отвалятся.
– Хочу, мой юный друг, показать тебе кое-что еще.
– Но я же не летал на самом деле, – пробормотал Том. – Я просто поднялся в воздух.., потом перевернулся…
– Еще кое-что, – повторил маг.
Ледяной вихрь накрыл их, и человеческое лицо вновь превратилось в волчий оскал. Коллинз одной рукой натянул поводья, другой хлестнул лошадь кнутом, пуская ее во весь опор по снежной целине.
Лошадь пушечным ядром понеслась вниз по склону. Волк ухмыльнулся в лицо Тому как раз в тот миг, когда ветер выжал слезы из глаз и все вокруг сделалось расплывчатым, как там, в Большом театре. Том натянул плед на голову и вдыхал его пыльный, затхлый аромат, пока не почувствовал, что сани замедляют ход.
Они были в долине. Луна освещала обширное заснеженное пространство, посреди которого стояло высокое здание, объятое пламенем.
Том уставился на горящий дом: по мере того как они приближались, он почему-то уменьшался в размерах. Они подъехали достаточно близко, чтобы можно было почувствовать жар пламени.
– Узнаешь? – спросил Коллинз.
– Да.
– Слезай с саней, – велел маг, – и подойди ближе.
Сначала Том не двинулся, но Коллинз схватил его за локоть и вытащил за собой на снег. Плед соскользнул, но Том успел поймать его и снова набросить на плечи. Вокруг его горячих ступней на жестком снежном насте пошли трещины.
– Мы в самом деле здесь? – спросил он.
– Подойди и в самом деле удостоверься, – передразнил его Коллинз.
Том приблизился к зданию, которое теперь было не выше его самого. Все верно: там кабинет Фитцхаллена, а там – Торпа. Огонь был таким сильным, что металлические балки гнулись и корежились от жара. Он слышал, как в спортивном зале лопались стекла. А здание все ужималось. Это что, какая-то проекция, что-то вроде кино? Тогда почему он чувствует жар?
На глаза его вдруг навернулись слезы.
– И что тебе все это говорит? – донесся голос из-за спины.
– Думаю, это уже слишком, – выдавил из себя Том, не оборачиваясь, чтобы Коллинз не заметил слез.
– Еще бы. Но так и было задумано. Посмотри-ка еще разок.
Том взглянул на пылающую школу.
– Ну же, прислушайся хорошенько к внутреннему голосу.
Что он тебе говорит?
– Говорит.., что надо отсюда сматываться.
– В самом деле?
Маг засмеялся: он-то знал, что это не так.
– Пожалуй, нет…
– Конечно нет. Он говорит тебе: живи, пока живется, и бери от жизни все, что можешь взять. И, между прочим, до сих пор у тебя это неплохо получалось.
Тома начало трясти. Ноги его закоченели, лицо, наоборот, пылало. Было очевидно, что Коулмен Коллинз видел его насквозь, он словно препарировал его душу и делал это с поразительным цинизмом. Как и все молодые люди, Том (по крайней мере, так ему казалось) нутром чуял отношение к нему окружающих, и на мгновение у него мелькнула мысль, что Коулмен Коллинз ненавидит и его, и Дэла. Секрет – в умении ненавидеть…
Дрожь колотила его так сильно, что плед едва не соскользнул с плеч, если бы Том не вцепился в него обеими руками.