Будто вся ее душа была сжата в крошечный шарик у нее внутри и теперь ширилась, заполняя тело. Глаза Кэролайн открылись, они смотрели прямо в мои. И были почти отрешенными.

Из этих глаз в мои ударила молния. Я почувствовал, что бьюсь в судороге.

– О Господи… о-о-о!

– Рик… А-а-а!

Я кончил в вихре огня. Как будто душа взорвалась внутри. Как будто я распался на пылающие осколки, как разлетается шрапнель.

Кэролайн билась подо мной в судорогах оргазма, сотрясалась с ног до головы. Ее лицо, горло и грудь пылали ярко, как у малиновки.

– Ох ты! – выдохнул я, скатываясь набок. – Вот это и значит чувствовать себя богом? Невероятно… я будто все могу. Я бессмертен. Черт, я… бормочу черт-те что. Я чушь несу.

– Это не чушь, милый. Ты открыл для себя настоящий секс.

– Ты моя учительница.

– А ты мой гениальный ученик. – Она поцеловала меня. – Мой обтруханный мальчик из Йоркшира, полный секса.

Все еще гладя мое лицо, она наклонилась надо мной и стала слизывать шоколад у меня с груди.

Я лежал на спине, играя ее волосами. Я думал о Лондоне. Я думал о том, как мы будем туда лететь. Там теперь опасно. Интересно, что мы там увидим.

Я думал, что Кэролайн хотела мне сказать, а потом передумала, узнав, что я улетаю. Это всего, на месяц. Двадцать восемь коротких дней.

“Лондон – опасное место”, – все время повторял Говард. Но туда нам надо.

Кэролайн поцеловала меня в губы. А я думал, увижу ли ее снова.

– Ты застряла?

– Нет.

– Там наверху опасно.

– Ничего страшного.

– Ты не боишься?

– Нет.

– Я бы на твоем месте испугался.

– Тогда ты маменькин сынок.

– Рик! – крикнула Кейт. – Ветка ломается!

– Ли, не становись на… черт… ох ты!

Я поймал девочку в тот же момент, как ветка треснула.

– Ой, черт, блин! – простонал я.

– Куда тебя стукнуло? – сочувственно спросила Кейт.

– Гм… по фамильным драгоценностям.

Она хихикнула:

– Образное выражение. До меня не сразу дошло.

– Зато до меня дошло. Попало прямо по…

– Тише, Рик! Здесь дети.

Смеркалось. Я лежал на спине. Кейт смотрела на меня, посмеиваясь. Я поймал Ли, когда она падала с дерева, потерял равновесие и плюхнулся на спину. Костлявая попка девочки попала мне прямо по… по одной из самых чувствительных частей тела. Очень чувствительной после нескольких часов с Кэролайн.

– А где мои очки? – тревожно спросила Ли.

– Вроде бы с ними ничего, – улыбнулась Кейт. – Мне кажется, их не нужно протирать.

– А по-моему, нужно, – серьезно возразила Ли. – Мама говорила, что они всегда должны быть чистыми. Она встала. Я испустил вздох облегчения. Кейт усмехнулась:

– Увечий нет?

– Вроде нет.

Я почувствовал, что краснею. Кейт усмехнулась шире.

Я встал и начал отряхивать спину от листвы.

– Дай-ка я, – сказала Кейт. Я снова покраснел. У нее были такие приятные руки, но я ощутил какое-то дурацкое и очень сильное чувство вины. Все было совершенно невинно, но я будто обманывал Кэролайн.

– Ли, зачем ты туда полезла? – спросила Кейт, отряхивая мою спину от травы. – Тебе плохо было в спальнике?

– Да.

– Но по деревьям лазить опасно.

– Особенно когда уже темнеет.

– Там безопаснее. Кейт глянула на меня.

– Безопаснее?

– Да.

– И в ту ночь, когда пошел газ, ты тоже полезла на дерево?

– Нет.

Она снова надела очки, сложила тряпочку и убрала ее в футляр.

– Нет? – спросил я мягко. – Ты поднялась на холм?

– Нет. – У нее снова стали огромные глаза, увеличенные стеклами. – Это они сделали. Они, наверное, знали, что пойдет газ.

– Ли, ты хочешь сказать, что тебя кто-то увел, пока мама и все остальные спали?

– Да, – ответила она будничным тоном. – Они так всегда делают. И в ту ночь, когда мама вместе со всеми умерла под деревьями.

Меня вдруг осенило.

– И ты сегодня полезла на дерево, чтобы они не забрали тебя из палатки?

– Да.

Кейт недоуменно посмотрела на меня, потом снова на Ли.

– А кто тебя увел из лагеря?

– Как кто? Те люди. – Ребенок говорил так, будто объяснял очевидное. – Они приходят ночью. Они меня уносят из палатки. – Она подняла глаза, огромные за стеклами очков. – Серые люди.

Мы шли в набег за яблоками, поскольку… как говорит эта дурацкая пословица?

ЛУЧШИЕ ПЛАНЫ МЫШЕЙ И ЛЮДЕЙ…

Мне это всегда казалось идиотизмом. Если уж мыши строят планы, то наверняка насчет погрызть сыру и не попасться соседской кошке. Но опять-таки мы сейчас действовали на уровне мышей. Наши планы вертелись вокруг добыть побольше еды и не попасться людоедам, которые нас употребят не задумываясь.

Но наши планы уже трещали по швам. Пару дней назад я был готов лететь в Лондон, где Говард нашел нетронутый продуктовый склад. Но у нашего единственного самолета – четырехместной “сессны” – было свое мнение. Электрика у него коротила, и стоило Говарду врубить мотор, как тут же вылетели все предохранители, заполняя кабину мерзкой горелой вонью. Так что мы сели на мель, пока не будет проверен каждый сантиметр проводки в поисках замыкания.

И потому мы сидели под деревом на краю пастбища в шести часах хода от Фаунтен-Мур. Это был конкретный план: совершить набег за яблоками в сад, который мы нашли летом. Теперь, когда плоды созрели, мы методично убирали урожай во всех найденных ранее садах. План был прост: прийти в сад. Набить рюкзаки и портпледы яблоками. Вернуться в Фаунтен-Мур.

Яблоки – вещь хорошая.

Клетчатка. Витамин “це”. Натуральные сахара.

Только к Рождеству от вида яблок будет уже с души воротить.

Красные осенние листья шелестели на холодном ветру. Слева от меня сидела Кэролайн. Она хорошо выглядела даже в альпинистском анораке, который был ей велик на три размера. Ей на волосы слетел лист; на волосы, ставшие пушистыми за четыре месяца от мытья в горных ручьях. Она сняла лист, улыбнулась мне радостно. Ей было приятно, что путешествие в Лондон откладывается.

Справа сидел Дин Скилтон. У него были темные очки на лице и бандана вокруг головы. Он чистил одну из своих любимых “беретт”, протирая ее длинными ласкающими движениями, и говорил о чем-то, что услышал по радио. В эфире из англоязычных станций осталась только одна.