— Если и суть существует, — заметила я.

Он нежно посмотрел на меня.

— А разве в самом браке ее нет?

Я охотно признала бы его правоту, но, помня о его еще не искупленной вине передо мной, сказала:

— Что была такова суть, я знаю… А вот вернется ли она — не уверена.

Яцек сразу прекратил этот разговор, потому что именно в тот момент пришла мама. Она была очень встревожена и, поцеловав меня, воскликнула:

— Вы уже слышали?

— О чем? — спокойно спросил Яцек.

— Ну как же, о том, что уже принято решение о войне в Европе. Немцы разозлились на чехов, потому что якобы Ротшильд, тот, знаете, у которого гостил принц Виндзорский, бежал в Прагу, и немцы сказали: или им отдадут Ротшильда, или они забирают Карлсбад. Ну, вот в Париже и приняли решение начать войну.

Яцек засмеялся.

— Да что вы, мама, говорите! Это же какие-то дурацкие выдумки людей, которые абсолютно не разбираются в международной политике. Во-первых, Ротшильд не убежал, а во-вторых, пусть даже и сто Ротшильдов сбежало в Прагу и Чехословакия дала им убежище — из-за этого не было бы войны.

Мама успокоилась.

— Ах, какое счастье! Но ты в этом действительно уверен?

— Совершенно уверен.

— Потому что пани Сарницкая говорила, что знает от надежных людей, будто Гитлер хотел забрать Чехословакию. Говорят, часть ее он отдаст итальянцам, часть нам, но наибольшую часть, вместе с Карлсбадом, заберет себе. Вот была бы история! У них там в Германии нет масла. А я просто не представляю, как можно жить без свежего масла. Как ты думаешь, позволили бы мне привозить масло из Польши?

— А почему бы могли запрещать? — сказала я.

Яцек начал немного раздражаться.

— Послушайте, мама, все, что вы говорите, не имеет под собой никаких оснований. Во-первых, немцы не решились бы посягнуть на Чехословакию. Да и не захотели бы. Гитлер хочет объединения Германии и поэтому ни за что не согласится иметь в пределах немецкого государства какие-то чужие народы. Но если бы он даже и претендовал на Чехословакию, все равно никогда бы ее не получил.

— Почему же? — возразила мать. — Пани Сарницкая говорит, что он мог бы завоевать ее за несколько недель.

— Мог бы, если бы ему позволили другие государства. Но Чехословакия находится в военном союзе с Россией и Францией. А за Францией стоят Англия и Америка. И это еще не все. Как член Малой Антанты, Чехословакия может всегда рассчитывать на поддержку Румынии и Югославии. И над теми глупостями, которые рассказывает пани Сарницкая, можно только посмеяться.

— Ах, если бы только ты был в этом уверен!

— Мамочка, — возмущенно сказала я, — кому же лучше знать об этом, если не Яцеку? Им, дипломатам, все сверху видно.

— Спите спокойно, мама, — добавил Яцек. — Ни Карлсбад, ни масло никуда от вас не денутся. И вот вам лучшее доказательство неосведомленности вашей рассказчицы: она утверждает, что Италия тоже может забрать часть Чехословакии. Но итальянцы не имеют общей границы с этой страной. К тому же Италия никогда не согласится на то, чтобы немцы забрали Чехословакию.

— Почему не согласится? Ведь Гитлер и Муссолини друзья…

— Видите ли, мама, в международной политике так заведено, что никто не хочет, чтобы его друг слишком окреп. Чрезмерная мощь Германии была бы для Италии очень опасна.

Я всегда поражаюсь Яцеку: как логично и убедительно умеет он все объяснить. Как спокойно может решить самые запутанные вопросы международной политики.

— Видите ли, мама, — продолжал он, — Германия, особенно теперь, прибрав к рукам Австрию, в силу чисто экономических потребностей должна тяготеть к Средиземноморскому бассейну. Уже сегодня ощущается немецкое влияние на Югославию, и Италия потихоньку пытается противодействовать ему. Выход немцев к Адриатике был бы для Италии катастрофой. Правда, возможно и такое — я не могу сейчас говорить об этом подробно, — что в устройстве Чехословакии таки произойдут определенные изменения. Однако это произойдет без войны, путем переговоров. Речь идет об определенных льготах для немецкого населения Судетов. Что касается войны… О войне в ближайшие несколько лет нечего и думать по той простой причине, что ни Германия, ни западные государства не готовы к ней как следует. Наконец, во всех странах у власти находится поколение, которое уже пережило мировую войну, и это поколение к новой войне отнюдь не стремится.

Маму это убедило, и она сказала, что Яцек снял камень с ее сердца.

Сразу же после обеда начали собираться знакомые и родственники. По всей видимости, источником сплетен была не пани Сарницкая, потому что об этом уже говорили все. Я очень радовалась, имея возможность авторитетно опровергать ту ерунду. Даже заслужила за это похвалу от Станислава (он также пришел вместе с Данкой).

Станислав сказал:

— Ты очень рассудительная и, как я вижу, неплохо осведомленная в этих делах. У нас безосновательно преувеличивают силу Германии и преуменьшают значение Франции. Правда, нынешнее положение в этой стране оставляет желать лучшего. Но так будет продолжаться недолго. Французы на протяжении своей истории уже не раз доказывали, что они способны преодолеть временную слабость. Вот и теперь, в случае опасности, они куда легче, чем нам кажется, освободятся от влияния своих масонов.

Станислав большой знаток в вопросах масонства. Может часами разговаривать об этом с отцом. Я не раз прислушивалась к их разговорам. Пожалуй, было бы ужасно, если бы в мире царили масоны. Как говорит Станислав, почти все выдающиеся личности в Польше и за границей принадлежат к масонству. Не понимаю только одного: если уж они такие мощные и не гнушаются даже убийствами из-за угла, то почему же до сих пор не сумели избавиться от всех своих врагов, и не только таких незначительных, как, скажем, Станислав, но и таких, как Гитлер и Муссолини.

Что касается Польши, то она действительно в невыгодном положении, потому что вынуждена выбирать между большевиками, гитлеровцами или масонами. С кем тут можно дружить? С каким облегчением я вздохнула бы, если бы Яцек стал министром иностранных дел. С его головой он наверняка справился бы со всеми проблемами. Хотя, с другой стороны, всю эту историю с мисс Норман можно бы уладить куда лучше, чем это делает он.

Наверное, надо будет завтра позвонить Мостовичу, чтобы провести с ним новый военный совет. С повязкой на лбу я выгляжу довольно мило. Она немного напоминает серебристую шапочку.

Сегодня впервые встала с постели. Собственно говоря, ничто меня уже не беспокоит, но так приятно быть на правах больной. Тетя Магдалена дохнуть на меня боится. У нее действительно доброе сердце. Поскольку Яцек был сегодня целый день занят, мы с ней несколько часов разговаривали. Она впервые рассказала мне, почему осталась старой панной. Вот никогда бы не подумала, чтобы она могла такое пережить, именно она. Есть все-таки на свете прочные чувства. Тетя Магдалена уверяет, что и теперь любит его так же пылко, как и тогда.