– Конечно, – горько ответил он.

– Я обвинила тебя, умоляя их спасти меня. Знала, что они возьмут тебя под стражу и безопасно довезут нас до Керчии. Я не думала… Матиас, я не думала, что они отправят тебя в Хеллгейт.

Его глаза ожесточились, когда он взглянул на нее, костяшки пальцев побелели от того, с какой силой он сжимал ледоруб.

– Почему ты ничего не сказала? Почему не рассказала правду, когда мы приплыли в Кеттердам?

– Я пыталась, клянусь! Пыталась отречься от своих слов. Меня не пускали к судье, не пускали к тебе. Я не могла объяснить, откуда у меня печать работорговца или почему я выдвинула обвинения, не выдав при этом равкианскую разведку. Это скомпрометировало бы гришей, которые продолжали работать. Я бы приговорила их к смерти.

– Поэтому ты бросила меня гнить в Хеллгейте.

– Я могла вернуться домой в Равку. Святые, как же мне этого хотелось! Но я осталась в Кеттердаме. Все деньги, которые я зарабатывала, уходили на взятки, петиции в суд…

– Делала все что угодно, лишь бы не рассказывать правду.

Нине хотелось сказать ему что-нибудь ласковое, показать, как она раскаивается, поведать, что думала о нем каждый день и каждую ночь. Но в ее памяти все еще было свежо воспоминание о костре.

– Я пыталась защитить свой народ, людей, на уничтожение которых ты потратил свою жизнь.

Хельвар грубо рассмеялся, крутя ледоруб в руках.

– Ванден ольструм энд кендесорум.

Это была первая часть фьерданской поговорки: «Вода слышит и понимает». Звучало довольно добродушно, но Матиас знал, что Нине известно продолжение.

– Исен не бейструм, – закончила она. Вода слышит и понимает. Лёд не прощает.

– И что ты будешь делать теперь, Нина? Вновь предашь людей, которых зовешь друзьями, ради гришей?

– Что?

– Только не говори мне, что позволишь Бо Юл-Баюру жить.

Он хорошо ее изучил. Чем больше Нина узнавала о юрде-пареме, тем крепче становилась ее уверенность, что единственный способ защитить гришей – убить ученого. Она подумала о том, как Нестор до последнего вздоха молил вернуться своих шуханских хозяев.

– Я не могу смириться с мыслью, что мой народ будет в рабстве, – призналась девушка. – Но мы должны выплатить долг, Матиас. Твое помилование – мое покаяние. Я не хочу снова быть тем человеком, который отберет у тебя свободу.

– Мне не нужно помилование.

Она уставилась на него.

– Но…

– Может, твой народ попадет в рабство. А может, станет непреодолимой силой. Если Бо Юл-Баюр выживет и секрет юрды-парема откроется, все возможно.

Они долго смотрели в глаза друг другу. Солнце начало садиться, свет падал на снег золотыми лучами. Нина видела, как сквозь черную сурьму проглядывают светлые ресницы Матиаса. Скоро ей снова придется его кроить.

В те дни после кораблекрушения они с Матиасом заключили шаткое перемирие. То, что нарастало между ними, было сильнее, чем привязанность, – это было понимание, что они оба солдаты, что в другой жизни они могли бы быть союзниками, а не врагами. Нина вновь это почувствовала.

– Нам придется предать других. Они не получат награду от Торгового совета.

– Верно.

– И Каз нас убьет.

– Если узнает.

– Ты когда-нибудь пытался врать Казу Бреккеру?

Матиас пожал плечами.

– Тогда мы умрем за то, ради чего жили.

Нина посмотрела на истощенный труп Нестора.

– Ради высшей цели.

– В этом мы единомышленники, – сказал Матиас. – Бо Юл-Баюр не покинет Ледовый Двор живым.

– Сделка есть сделка, – произнесла Нина на керчийском – языке торговли, языке, который им не принадлежал.

– Сделка есть сделка.

Матиас замахнулся ледорубом и дугой опустил на землю, словно подписывая договор. Девушка подняла свой инструмент и сделала то же самое. Без лишних слов они с одинаковой решимостью принялись долбить землю.

По крайней мере, в одном Каз не ошибся. Нина с Матиасом наконец сошлись во мнениях.

21. Инеж

Инеж казалось, что они с Казом превратились в солдат-близнецов, которые шли впереди и делали вид, что все нормально, скрывая свои раны и синяки от остальных.

У них ушло еще два дня на то, чтобы добраться до скал, с которых открывался вид на Джерхольм, но идти стало легче, когда они направились на юг к побережью. Потеплело, земля оттаяла, появились первые признаки весны. Инеж думала, что Джерхольм будет похож на Кеттердам – черно-серо-коричневый пейзаж, запутанные улочки, наполненные туманом и угольным дымом, гавань с множеством кораблей, суета и шумная торговля. Гавань действительно оказалась забита судами, но аккуратные улочки упорядоченно вели к воде, а дома были раскрашены в красный, синий, желтый и розовый цвета, словно в пику диким белым просторам и долгим северным зимам. Даже склады у пристани покрасили в теплые тона. Так она представляла себе города в детстве – все в конфетных оттенках и полном порядке.

Ждал ли их уже в порту, приютившись у причала, «Феролинд» с развевающимися флагами – керчийским и ярким оранжево-зеленым компании «Хаанраад Бэй»? Если все пойдет по плану Каза, завтра ночью они неспешно прогуляются по причалу Джерхольма вместе с Бо Юл-Баюром, запрыгнут на свой корабль и отплывут далеко в море прежде, чем кто-то во Фьерде успеет опомниться. Инеж предпочитала не думать о том, чем закончится завтрашняя ночь, если план не сработает.

Девушка взглянула на Ледовый Двор, расположившийся на высокой скале с видом на гавань, как огромный белый страж. Матиас называл скалы неприступными, и Инеж пришлось признать, что те бросали вызов даже Призраку. Они выглядели невероятно высокими, а белая известковая поверхность издалека казалась чистой и яркой, как лёд.

– Пушки, – сказал Джеспер.

Каз, сощурив глаза, посмотрел на большое орудие, нацеленное на гавань.

– Я вламывался в банки, склады, особняки, музеи, хранилища, библиотеку с редкими книгами и однажды даже в спальню одного каэльского дипломата, чья жена питала страсть к изумрудам. Но из пушки в меня еще никогда не палили.

– В новизне всегда что-то есть, – подметил Джеспер.

Инеж поджала губы.

– Надеюсь, до этого не дойдет.

– Эти пушки стоят здесь, чтобы остановить вторжение армады, – уверенно провозгласил стрелок. – Нужна большая удача, чтобы попасть по маленькой жалкой шхуне, рассекающей волны и несущейся вперед за богатством и славой.

– Я процитирую тебя, когда мне разнесут ядром колено, – сказала Нина.

Они с легкостью влились в поток путешественников и торговцев, когда скалистая тропа пересеклась с северной дорогой, ведущей в Верхний Джерхольм. Город наверху оказался хаотичным продолжением нижнего – беспорядочное нагромождение магазинов, рынков и постоялых дворов, обслуживающих стражников, служащих Ледового Двора и гостей столицы. К счастью, толпа была настолько плотной и разношерстной, что очередная группа иностранцев не привлекала особого внимания, и Инеж смогла наконец-то вздохнуть с облегчением. Она боялась, что они с Джеспером будут слишком бросаться в глаза в море светловолосых фьерданцев. Возможно, команда из Шухана тоже надеялась спрятаться среди пестрой толпы.