Некоторые апологеты – особенно Иустин – выдвигали еще одно доказательство: жизнь Иисуса и история христианского движения были абсолютно точно предсказаны еврейскими пророками столетия назад.

Иустин написал две апологии, дошедшие до нас, и еще одну книгу, под названием «Диалог с Трифоном». Апологии обращены к читателям-язычникам и имеют целью доказать превосходство христианской веры. «Диалог» же стремится показать превосходство христианства над иудаизмом, хотя и его аргументация, возможно, более убедительна для язычников. В этом диалоге, по словам Иустина, он воспроизводит свой реальный диспут с ученым иудейским учителем Трифоном, с которым они спорили о значении множества текстов Писания. В каждом спорном случае Иустин считает, что в текстах содержатся предсказания или пророчества об Иисусе и христианской религии. Трифон спорит с его аргументами. Поскольку о диспуте рассказывает Иустин, можно не спрашивать, кто в конце концов выходит победителем.

Так или иначе, Иустин и другие апологеты были твердо убеждены, что пророки в Писании предсказали жизнь Иисуса во всех подробностях за много столетий до его рождения. Пророки предсказывали, что Мессия родится от девы в Вифлееме, что будет творить великие чудеса, что его отвергнет собственный народ, предаст один из ближайших последователей, что он будет осужден на казнь, распят, восстанет из мертвых, а затем вознесется на небеса. И все это произошло, как было предсказано. Пророчествовали Писания и о том, что иудеи в целом отвергнут Иисуса и не признают его своим Мессией, и о том, что народом

Божиим станут язычники, и о том, что Бог в гневе разрушит иудейскую столицу Иерусалим, и так далее. Все эти пророчества, сделанные сотни лет назад, исполнились – это еще одно чудо христианства. Следовательно, христианство – в самом деле боговдохновенная религия.

Другие апологеты не останавливались на этом вопросе так же подробно, как Иустин, но с его выводами все они были согласны, и использовали этот аргумент в ответ на обвинение, что христианская религия якобы не связана ни с какими древними традициями. В античном мире древность считалась безусловным достоинством. Древним обычаям следовали все – именно потому, что это обычаи древние, проверенные, работающие на протяжении столетий. Новизна и оригинальность, напротив, не ценились совсем. «Новая» практика или точка зрения была всегда подозрительна. Именно по этой причине, прежде всего, римляне не преследовали иудеев и их религию. Да, обычаи у иудеев странные, суеверные, даже смехотворные, но, в конце концов, это их древние обычаи. Пусть живут так, как привыкли.

У христиан же, когда им приходилось защищать свои взгляды перед языческой аудиторией, возникала с этим серьезная проблема. Их религия не уходила корнями в седую древность. Она была новой. Иисус жил совсем недавно. Учил в Иудее в царствование императора Тиберия. Какая серьезная религия может носить его имя? Даже если предположить, что христианство истинно – более того, что это единственная истинная религия, – что же сказать о всей истории человечества до жизни и смерти Иисуса? Неужто все, кто жил раньше, прозябали в невежестве, не имея возможности познать истину? Для многих язычников христианство просто не могло быть истинным, поскольку было новым.

Против такого мнения у апологетов был аргумент. Они указывали, что на самом деле христианство – вовсе не новое изобретение, появившееся во времена Тиберия. Это древняя религия. Очень древняя. Насколько? Она – исполнение всех еврейских писаний, книг, написанных много столетий назад; их боговдохновенные авторы предвидели, предсказывали и пророчествовали об Иисусе и его Церкви. Христианство – это истинное, правильное истолкование иудаизма.

А иудаизм восходит к началу начал – к сотворению мира, когда бог иудеев создал все.

Вот одна из причин, по которой христиане, в свою очередь, столь яростно противостояли иудаизму своего времени. Если иудеи понимают свои писания правильно, значит, христиане заблуждаются и не могут считать свою религию древней. Поэтому христиане настаивали, что иудеи – люди жестоковыйные и упрямые, непокорные своему богу, не способные понять собственную Библию. Иудейские писания – на самом деле писания христианские. Бог отверг иудеев и принял христиан. Поэтому Библия теперь принадлежит им.

А ведь в Библии содержатся писания куда более древние, чем те, что может предъявить язычество. Моисей жил за восемьсот лет до Платона и четырьмя годами ранее Гомера[207]. Он на много сотен лет старше любого автора языческих писаний. И Моисей предсказал Иисуса. Иисус стал исполнением всего, что предвидел и чего ждал Моисей. Так что христианская вера – не вчерашнее изобретение. Это самая древняя вера на земле.

Мы, американцы, так привыкли к мысли о разделении Церкви и государства, что нам даже трудно представить себе политику, основанную на других принципах. Государство, считаем мы, не должно вмешиваться в то, во что и как люди верят, а Церковь не должна управлять государством. Однако в общей картине человеческой истории и культуры такой взгляд – скорее аномалия. До эпохи Просвещения почти никто не думал, что государство должно держаться подальше от религии. И самыми заметными исключениями были христианские апологеты.

Апологеты хотели, чтобы римская власть оставила их в покое. Неправильно, говорили они, что местные чиновники или высшие имперские власти борются с религиозным культом, не представляющим ни социальной опасности, ни угрозы общественной морали. Христианство мирно, не опасно, этические стандарты его даже необычно высоки, так оставьте его в покое! Дайте христианам молиться своему богу так, как они считают нужным, не вынуждайте их нарушать свои религиозные обязательства.

Для современных американцев эти аргументы звучат вполне осмысленно, однако для язычников того времени были полной нелепицей. Боги активно участвуют в том числе и в государственных делах, – значит, государство должно поддерживать почитание богов. Не согласны с этим были только христиане, и по очевидным причинам – они хотели, чтобы государство оставило их в покое.

Так христиане впервые изобрели концепцию отделения Церкви от государства. И такая позиция, насколько мы можем судить, вполне устраивала всех христиан – до тех пор, пока христианином не сделался император. Тогда эта идея вдруг померкла. Константин принялся осыпать Церковь дарами и милостями – и о взглядах апологетов на отношения Церкви и государства уже никто не вспоминал. Теперь христианам казалось очевидным, что император и все его присные должны поддерживать и проповедовать религию, – ведь это их религия! Как мы увидим далее, такой переворот – не в самой политике государства, но в том, на что эта политика теперь была направлена, – оказал на языческий мир самое разрушительное действие. Все перевернулось вверх дном. Христиане – люди, считающие свою религию единственно истинной, – пришли к власти. Гонимые превратились в гонителей.