леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногамизаяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, чтодолго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, толькокогда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся вчаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояливойска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.

Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячоговорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение.Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение небыло занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что былобезумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска поднею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинскойгорячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказалсвоим именем передвинуть войска на высоту.

Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьераусумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов,осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял ихмнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, ктопоставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.

Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не длязащиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место длязасады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить наподвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед поособенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.

Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25-го числалежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краюрасположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшуювдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, напашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелисьдымы костров — солдатских кухонь.

Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казаласькнязю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлиценакануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.

Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им.Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшныемысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно былобыть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смертив первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений отом, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к егодуше, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. Ис высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдругосветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различияочертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долгосмотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг,без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да,вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, — говорилон себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаряжизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня — ясной мысли осмерти. — Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем-топрекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самоеотечество — как велики казались мне эти картины, какого глубокого смыслаказались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодномбелом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главныегоря его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине,смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России.«Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как жея любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милыймальчик! — с злостью вслух проговорил он. — Как же! я верил в какую-тоидеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый годмоего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлукесо мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!

Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место,его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об егосуществовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы ився его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Длячего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Егонет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет— и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, ипридут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я невонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут такжепривычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».

Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной,зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра,чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представилсебе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и этикурчавые облака, и этот дым костров — все вокруг преобразилось для него и показалосьчем-то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, онвышел из сарая и стал ходить.

За сараем послышались голоса.

— Кто там? — окликнул князь Андрей.

Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командирДолохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел всарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.

Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службеимели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбиралсяотпустить их, когда из-за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.

— Que diable! [Черт возьми!] — сказал голос человека,стукнувшегося обо что-то.

Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к немуПьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообщенеприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, которыйнапоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд вМоскву.

— А, вот как! — сказал он. — Какими судьбами? Вот не ждал.