была добра ко всем зверюшкам, птицам, травам и деревьям и никому не отказывала в помощи. Пришел срок, и посчастливилось ей найти своего суженого, превращенного в злого дракона.

Когда Бебий закончил, Виргула принялась торопить детей: все, милые, спать, спать; однако те в один голос закричали: еще!

Старшая дочь, Матидия, суровая, не по годам хозяйственная (вся в бабушку, мать Бебия), потребовала:

– Папочка, расскажи про дедушку, как он узрел свет не вечерний.

Бебий с упреком глянул на Виргулу. Старушка со страху даже присела. Между тем девочка продолжила:

– А еще объясни, как пятью хлебами и двумя рыбами можно накормить пять тысяч человек, да так, чтобы еще двенадцать коробов объедков осталось?

Бебий долго молчал, потом вновь, уже грозно, посмотрел на Виргулу. Та сразу заторопилась, начала укладывать малышей. Луция попыталась шлепками прогнать в свою комнату. Дети подняли страшный шум. Пришлось Бебию пообещать, что он обязательно расскажет о дедушке. О том, как Бебий Корнелий Лонг Старший был послом римского народа и как ходил к германцам, и какие другие подвиги он совершил во время первой Северной войны.

– И как он вымолил дождь, – заявила меньшая, Секунда. – Мы знаем, он святой. Ходит по Земле, несет слово Божие.

Той же ночью Бебий потребовал отчет у Клавдии. Жена расплакалась, призналась, что не могла устоять, – Виргула просила не мешать рабам посещать катакомбы, где Иероним проводит моления.

Лицо у Бебия дрогнуло. Он удивленно взглянул на жену. Та кивнула в ответ.

– Да, Бебий. Он здесь, в Риме, пастырем. В нашем доме не появляется, хотя я была бы не против… – она помолчала, потом добавила: – Виргула и меня уговаривала, напоминала о Страшном суде.

– И ты поверила? – воскликнул Лонг.

Жена помолчала, перестала расчесывать волосы, отложила гребень и призналась:

– Поверила, господин.

Бебий не знал, что ответить, только руками развел. Наконец справился с оторопью и спросил:

– Приняла крещение?

– Нет, господин.

– Почему?

– Как же я, римская гражданка, могу креститься без согласия моего господина? Как же мне жить с тобой, Бебий, неверующим и сомневающимся?

– Значит, ради меня ты готова гореть в так называемом адском огне? Готова сгубить бессмертную душу?

Клавдия кивнула.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя, Бебий. С той самой минуты, когда встретила тебя у императрицы Фаустины, я полюбила тебя. Когда отдалась тебе на корабле. Ты волен надо мной, и я покорюсь твоему решению. К тому же у нас хозяйство, дети. Что поделать, видно, терпеть мне адские муки. Если, конечно, ты не уверуешь в Христа. Если нет, пойду с тобой в Аид.

Бебий не спал всю ночь и, в подмес к мыслям об этом странном письме, вынужден был признать, что странный проповедник из Назарета, распятый во времена Тиберия, был все-таки незаурядный человек, если спустя почти два столетия его весть движет помыслами близких и дорогих ему людей. Теперь безумная прихоть отца не казалась такой уж безумной. С другой стороны, Бебий Младший был уверен, что нет большей опасности для семьи и рода, чем прослыть в глазах римского народа покровителем восточной секты, члены которой противопоставляли себя всему, что было дорого Риму, – его богам, обожествленным императорам, развлечениям, быту, нравам, верховной власти.

Бебий был волен употребить власть, хотя своим богатством он в бо́льшей своей части был обязан наследству Клавы, доставшемуся ей от отца, проконсула и наместника провинции Африка Клавдия Максима. После свадьбы она получила звание mater familias (мать семейства) и обладала правом самостоятельно распоряжаться своим имуществом – эта договоренность по настоянию Бебия была закреплена в брачном договоре. Имущество было огромно: две виллы в Кампании, обширные плантации оливковых деревьев, недвижимость в Риме и провинциях, обширные виноградники. И все ухожено, все плодоносит, приносит доход. Вольноотпущенники, как правило, честны, и если что прилипает к их рукам, то именно та часть доходов, которые они добыли своей сметкой и умением. Они этих прибылей и не скрывают. Бебий изучил счетные книги, объехал имения и плантации, расположенные в Италии, изучил отчеты о заморском имуществе и пришел к выводу: он, несомненно, богател. Это радовало и страшило. Вера в галилеянина не только не мешала, но, как оказалось, придавала арендаторам уверенность, что земные труды, честность, трудолюбие, щедрость в отношении сирых и нищих зачтутся им на Судном дне. Они были уверены: Судный день не за горами.

Со временем, а особенно после того, как посетил его дом Император, он угодил в фавор, Бебий с удивлением обнаружил, что христианами в Риме уже никого не удивишь. Даже среди высших сословий приверженность к секте распятого уже не считалась редкостью.

Что оставалось делать? Смириться? Махнуть рукой и отправляться в Паннонию? Не разгадав загадки императорского письма оставить в Риме Клавдию и детей?

Как-то ночью, за несколько дней до свадьбы императора Луция Коммода Аврелия Августа, после которой Бебия ожидал отъезд к месту службы, после долгих и спокойных ласк, которые он и Клавдия дарили друг другу – как будто в первый раз, – жену потянуло на воспоминания. Она рассказала, как они играли с маленьким Луцием в подвиги Геракла. Ей в ту пору уже было четырнадцать лет, девица на выданье, а он совсем мальчишка, пулявший в придворных стрелами с деревянными наконечниками.

– Знаешь, как больно! Наконечники тупые, а синяки оставляли с денарий. Когда он попал в меня, я погналась за ним по коридорам, настигла и отшлепала. Он так кричал, по том вдруг настроение у него сменилось, и он объявил меня царицей амазонок Ипполитой.

Клавдия, закинувшая руку за голову, вздохнула:

– С того дня он играл только в подвиги Геркулеса. Кем я только не была – и Ипполитой, и Мегарой, и Омфалой, и Деянирой[41]. Совсем ребенок, а уже лез под тунику. Требовал – раз он Геркулес, а я его законная супруга, значит, у нас все должно быть, как у взрослых. Такой простодушный. Я все думаю, что подарить ему на свадьбу?

– С той поры он стал менее простодушен и более жесток, – откликнулся Бебий. – Луций научился потешать глупцов и держать в напряжении проницательных. Подарок на свадьбу?.. Это действительно трудная загадка.

Пауза, затем муж спросил:

– Как ты посмотришь на то, чтобы отправиться со мной в Паннонию? Купим или построим дом в Сирмии. Мне будет спокойнее.

– Ты ожидаешь каких-то несчастий? – забеспокоилась жена.

Бебий не ответил, перевернулся на правый бок, вздохнул и сомкнул веки.

Сродство мыслей – ему тоже не давала покоя мысль о подарке, который следует преподнести цезарю, – любовные радости, тишина в доме оказались бесполезны против бессонницы. Не помог и любимый белый