ты мне пирожков еще предлагал.

Клим усмехнулся, поднялся и принес пирожки. Яков вцепился зубами и ощутил вкус рыбы. Ух! По рыбе он соскучился. Клим поставил перед ним кружку с чаем, а себе достал из холодильника молока и отпил прямо из горла. Холодильнику в комнате брата Яков в тайне завидовал. Это было куда удобнее, чем хранить продукты в общем.

— Холодное же, — укорил он. — Подогрел бы. Ты же можешь.

Клим облизнул губы и ничего не ответил. Снова сел рядом.

— Расстались что ли? — вместо ответа спросил он.

Якову совсем не хотелось это обсуждать. Но и снова ссорится с братом тоже.

— Расстались.

— Ну, и к лешему, — отрубил Клим, но поймал его взгляд и вздохнул сожалеюче. — Ладно, не кисни. Девки существа сложные. Может, вернется еще.

— Нет.

Снова помолчали. Сидеть рядом с братом было хорошо, даже если порой его слова и злили. Но это был родной человек, и до определенного предела Яков был готов простить ему все.

— Баба с возу — кобыле легче, — уверенно заявил Клим и легко ударил его по плечу. — А давай выпьем? По-моему, повод есть.

— Чего?

— Ты другие слова знаешь? Жди.

И он снова встал и достал из холодильника две стеклянные бутылки.

— Местное пиво, — провозгласил он. — Эффект что от бражки, только побыстрее. Пробуй.

Одна бутылка была початая, и он забрал ее себе, а вторую откупорил и протянул Якову. Яков подумал-подумал, а потом взял и отпил. Ну, не отравит же его родной брат. Напиток пролился в горло, Яков сморщился: что ж кисло так? Не то что меда дядьки Борислава. Но он сделал еще глоток. К черту все, один раз можно. Клим никогда не пьянел, если что — присмотрит.

Клим открыл свою бутылку и тоже отпил. Какое-то время они сидели молча. Обоим было о чем подумать. Но когда пива в его бутылке осталось на два глотка, Яков наконец ощутил, что готов начать говорить. И что хочет этого.

— И часто ты нынче пьешь? — поинтересовался он.

— Да нет. Как-то раз взял попробовать, да одному пить не весело… Думал, может зайдет кто…

— А с другими у тебя как?

Клим пожал плечами.

— По-разному. Вроде все со мной общаются, но коли сам подхожу, а так к себе не зовут. А у тебя?

Яков пожал плечами.

— С кем мне тут общаться? Я ж не бываю нигде… Только со Златой, но…

Отчего-то обожгло глаза. Кажись, все-таки захмелел с непривычки. А, ну и ладно. Держаться дальше не было никакой мочи.

— Клим, — позвал он. — Мне плохо без нее.

Плохо. Плохо, что заставил страдать вместо того, чтобы просто отпустить. А еще — совершенно эгоистично — что не врывается к нему в комнату, не норовит то и дело дотронуться и поцеловать в шрамы, не объясняет сотню непонятных слов, не зовет Яшей, растягивая «ш», не дразнится, заставляя краснеть раз за разом.

Он знал, что она не испытывает к нему и доли того, что он испытывал к ней, и все равно ждал как дурак, потому что рядом со Златой — даже такой, холодной и заколдованной — мир становился ярче. Но продолжаться так дальше ведь все равно не могло. Они оба запутались в этом, что мухи в паутине, и финал и так был ясен. И что бы он ни сделал, сейчас бы все равно был один. Но если бы тогда, в комнате, он бы все же не дал ей уйти... Если бы разговорил, успокоил… Если бы она доверилась… Если бы пришла к нему теперь… Как это могло бы быть? Как она там? Нужно было все-таки написать. Хоть что-то…

Только расплакаться не хватало… Он ожидал, что брат будет ругаться и обзавет слабаком. Но вместо этого Клим посмотрел серьезно.

— Я тебе сейчас расскажу кое-что, — вздохнул он, — но сначала сигарету возьму, ладно?

И Яков пронаблюдал, как он идет к куртке, достает пачку и зажигалку, лихо выуживает сигарету и прикуривает. И по тому, как ловко у него все это получилось, Яков понял, что курит брат уже даже и не во второй раз.

Клим вернулся, упал на кровать, глубоко затянулся и с блаженным выдохом выпустил в воздух длинную струю дыма. Воздух пропитался горечью, но Яше было все равно.

— Помнишь Ксеню? — спросил Клим.

— Это которая три года назад замуж за парня из соседней деревни вышла? — напряг память Яков.

— Ага. Я это… Ну, в общем… Я ее замуж звал. А она мне отказала.

Яков повернул голову в сторону брата. Сопоставил факты. А ведь три года назад после свадьбы и проводов Ксени Клим и изменился. Стал грубее и веселее. За девками стал бегать. Он сделал глоток из бутылки, запрокинув ее посильнее вверх.

— Почему отказала? — спросил он.

Клим пожал плечами.

— Сказала — не люб. Ну и все, словно оборвалось во мне что-то. Я всему свету решил доказать, что мне все равно. Тем же вечером к Груше пошел…

— К вдове Груше?!

— Ага. Она на меня давно смотрела. Вот она мне рада оказалась. И напоит всегда, и накормит, и в постели ласковая. А как время прошло, я одумался малость, и решил все сделать правильно, как отец учил. И ее тоже замуж позвал. Она ж меня всего лет на пять старше. А она рассмеялась и сказала, чтобы больше я к ней с такими речами не приходил. Мол, в гости — это мы милости просим, но посидевши, надо и честь знать.

— И больше ты к ней не ходил?

— Отчего же не ходил? — усмехнулся брат. — Ходил. Обиделся страшно, а все равно ходить продолжил. А она знала, что я за другими тоже порой приударить не прочь, и после вечерки проводить могу, и слово кому ласковое сказать. Да только посмеивалась все: мол, молодо-зелено, гуляй, коли хочется, она не держит. И ни капли ревности… Но ведь добрая баба. И хорошо мне с ней было, иначе бы не ходил. Душою с ней отдыхал. А когда сказал ей, что навсегда ухожу, она даже не заплакала. Так, взяла обещание, что беречь себя буду… Вот и вся любовь. А я что-то совсем разозлился. Решил, коли я им всем там так нужен, то и поделом. Здесь кого