– Тогда зачем же ты держишь пистолет?Отдай его мне.

– Если я не смогу выстрелить в тебя, этоне значит, что я не смогу выстрелить в твоих людей. Разреши нам уехать. Ядолжна отвезти его в больницу.

– Что ж, делай как хочешь, – сказалпапик и пошел в дом.

– Пахан, зачем ты их отпускаешь?! –завопила братва. – Он нам должен вернуть деньги. Его надо наказать.

– Думаю, что завтра он все заплатит.

– Я заплачу, заплачу, – истерично закричалГлеб, всхлипывая, как маленький. – Клянусь, что больше не будет никакихпроволочек! Я все понял. Я больше так не буду! – зарыдал Глеб, не веря всобственное счастье.

– Прекрати ныть, ты же мужик. Тем болеечто рядом с тобой стоит такая женщина! Я бы отдал все на свете, чтобы она менятак любила. Цени это, придурок. Уезжайте. Я больше не хочу вас видеть.

Я протянула Женьке пистолет, села в машину ипоискала глазами папика, но он ушел в дом.

– Она спасла жизнь моей дочери, –донесся до меня его голос. По всей вероятности, он сказал это браткам.

Захлопнув дверцу, я со злостью надавила нагаз.

– Тебя в больницу или домой? –спросила я Глеба, когда мы уже подъезжали к Москве.

– Домой, – ответил он и спросил: –Даша, ты меня еще любишь?

– Я тебя ненавижу, – всхлипнулая. – Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!!!

Доехав до дома, где жил Глеб, я дотащила егодо квартиры и нажала на звонок. Испуганная Вероника открыла сразу, как будтостояла под дверью все это время и дожидалась возвращения мужа. Увидев меня, онавздрогнула и попятилась в комнату.

– Не переживай, он по-прежнемутвой, – улыбнулась я и смахнула слезы. – Сегодня я наконец поняла,что больше его не люблю. Оказывается, всему наступает конец, даже любви.

В тот вечер я вернулась на прежнюю квартиру,чуть позже устроилась на прежнюю работу и зажила прежней жизнью. Несколько разя ездила на кладбище к Таньке, привозила ей цветы. Папика я больше не видела,да и не искала с ним встреч. Зачем? Ведь он все равно не сможет простить меня.

...В один из мартовских дней мы с Катькойприехали на работу на моем «Линкольне». У бара стоял наш администратор.

– Ну и времена пошли! – засмеялсяон. – Стриптизерши на новых «Линкольнах» разъезжают! Все никак не могу кэтому привыкнуть. Я, когда денег накоплю, тоже такой куплю. Красавец! Зверь, ане машина.

Поболтав с ним, я пошла в гримерную и сталаготовиться к выходу. Во время танца я увидела в зале Глеба... и папика. Сидя заразными столиками, они с одинаковым восхищением смотрели на меня. С трудомдождавшись заключительных аккордов, я быстро собрала разбросанную по сценеодежду и ушла за кулисы.

Минут через пять я вышла в зал и в волненииостановилась. С двух сторон навстречу мне шли некогда дорогие для меня мужчины,держа в руках огромные букеты роз.

– Даша, я больше не живу с женой. Ярешился... – начал Глеб, но я, не слушая его, подошла к папику.

Папик выглядел усталым, еще большепостаревшим. Охраны вокруг него не наблюдалось. Впрочем, нет, на поводке папикдержал заметно подросшего ротвейлера.

– Даша, я столько раз пытался жить безтебя, но у меня ничего не получается, – тихо сказал он. – Я старался,но не смог. Я понимаю, что я слишком стар для тебя, но я очень сильно тебялюблю.

Я взяла протянутые мне цветы, наклонилась кротвейлеру и ласковым голосом произнесла:

– Привет! Ты меня помнишь? Дай мнелапу. – Ротвейлер весело завилял куцым хвостом и послушно протянуллапу. – Как ты его назвал?

– Глеб, – вздохнул папик.

– Глеб? Ему совсем не идет это имя. Втаком возрасте он еще сможет привыкнуть к новому. Давай назовем его Гришей!

– Гришей? – удивился папик.

– Конечно. Это имя будет ему в самый раз.

– Даша... – обратился ко мнеосунувшийся Глеб.

– Что ты хочешь от меня? –повернулась я к нему.

– Я должен с тобой поговорить...

– Мы уже давно друг другу все сказали.Извини.

Я взяла папика под руку, намотала поводок наруку, и мы вышли из бара.

– Я люблю тебя, Гриша, – сказала я усамого входа.

– Что ты сказала? – улыбнулся папик.

– Ты даже не представляешь, как я тебялюблю. Ну почему ты так долго ехал сюда!

Папик схватил меня за руку и потащил к своемуджипу. Я громко засмеялась и побежала за ним. Ротвейлер прыгал вокруг нас ивесело лаял.

...Прошел год. Мы живем в Америке и уже успелипривыкнуть к новой для нас жизни. Мы решили покинуть преступный мир и сбежать вШтаты. Все получилось очень просто: купили новые паспорта, сделали визы, сели всамолет и через восемь часов приземлились в Нью-Йорке.

У нас замечательный большой дом, огромныйбассейн. Мы живем тихо, мирно, никому не мешаем. Папик прекрасно выглядит, дажепомолодел немного. Он всегда в хорошем расположении духа и в отличной форме, амне больше ничего и не надо.

Здесь полно русских эмигрантов, и нам есть скем поболтать на досуге, но мы к этому не стремимся. Целыми днями плаваем вбассейне, гуляем, смотрим телевизор, занимаемся сексом. Нам хорошо вдвоем. Нашезатворничество добровольное и доставляет нам искреннюю радость. Мы оба вышли изигры, вот и все. Мы знали, что на папика готовится покушение, и не стали дожидатьсяразвязки. Бросили годами складывавшуюся криминальную империю и улетели вАмерику.

Мы прекрасно знали, что из криминального мирадобровольно уйти нельзя. Из него можно только сбежать, а сбежав, притаиться илечь на дно. Пусть другие носятся с пушками и трясут деньги с непослушныхкоммерсантов. С нас хватит! Нас вполне устраивает общество друг друга, и мыбесконечно счастливы вместе. Пусть у мальчиков будет новый босс, а моемулюбимому положена пенсия. Мы сознательно отказались пусть от обеспеченной, нотакой беспокойной жизни. Перестрелки, разборки, расправы с конкурентами,похищения – это отныне не для нас. Как оказалось, простое человеческое счастьеценится гораздо больше.

Я совершенно случайно попала в криминальныймир, но за короткое время успела хлебнуть предостаточно. Столько потерь,столько нервов – никакое сердце не выдержит, а папика надо беречь, ведь он уменя один, другого такого не будет никогда.