Сообразив, что скоро академик будет здесь, Ягун подскочил к ширмеи, отодвинув ее, стал смотреть на лоб Бейбарсова.

– Блин! – воскликнул вдруг он. – Блин! Блин!Блин!

Ягун был так удивлен, что не скрыл собственных чувств,находясь в чужом сознании. Вещь непростительная для телепата. В результатеБейбарсов, даже спящий, даже сражающийся с остатками сильнейшего из проклятий,сумел вытолкнуть его из сознания. Причем вытолкнуть бесцеремонно. Ягун выскочилиз его видений стремительно, как мокрое мыло.

– Ну что? Видел он что-нибудь перед тем, как?.. –спросила Ягге.

Ягун подозрительно уставился на бабусю. У него были всеоснования полагать, что старая богиня не так уж проста. В конце концов, от когоон тогда вообще унаследовал свой дар? Однако Ягге смотрела на него снепроницаемым лицом.

– Я ничего не понял… – невинно сказал Ягун.

Бабуся посмотрела на него и одобрительно кивнула.

– Жаль. Но ничего не поделаешь. Бывает, – сказалаона.

Дверь открылась. В кабинет влетел запыхавшийся Поклеп.Недоверчивый и злой как оса.

– Что? Где? Почему я обо всем узнаю последним?А??? – закричал он, переводя подозрительный взгляд с Ягуна на Ягге иобратно, точно застиг их на месте преступления.

Сырой рыбой от Поклепа не пахло, и Ягун догадался, что сМилюлей он по-прежнему в ссоре. «Может, потому он и злой как оса», –неосторожно подумал играющий комментатор, и тотчас виски его взорвались болью.Уж кто-кто, а Поклеп буравил его глазками не напрасно.

– Что ты сказал? – прохрипел Поклеп.

– Я молчал, – заявил Ягун, торопливо прячась заспину бабуси.

Возможно, это был и не героический поступок, зато здравый. СЯгге завуч связываться не стал и оставил Ягунчика в покое. Спустя минуту вмагпункт спокойно вошли Медузия и Сарданапал. Все трое остановились у кровати,на которой лежал Бейбарсов. И хотя основное проклятие Ягге уже сняла, дажеостатков его было достаточно, чтобы Сарданапал понял, с чем они столкнулись икакого уровня маг наложил его.

– Пепелис кремацио некро гродис? А, Меди? –прикрывая ладонью кольцо, чтобы оно случайно не метнуло искру, негромко спросилакадемик.

Горгонова утвердительно кивнула.

– Дорогой Ягун! Будет замечательно, если ты расскажешьнам быстро и четко все, что знаешь, – сказала она, поворачиваясь киграющему комментатору.

– Совсем все, что знаю? – не выдержал Ягун.

– И отложишь на время свои увертки! – добавилаМедузия.

Зрачки ее чарующих глаз потемнели и стали медленнопроворачиваться. Играющий комментатор ощутил, что находится полностью подвластью взгляда Медузии. Сознание доцента Горгоновой было глубоким инепроницаемым, как бездонная океанская впадина. В сравнении с ним сознаниеЯгунчика было мелким, заросшим камышом прудиком, в котором косматые нигилисты всвободное от отрицания время ловили с барышнями карасей.

«Бедные древние греки! Неудивительно, что с ней можно былосражаться, только глядя в щит», – подумал Ягун.

– Не надо оставлять меня без чувства юмора! Вообразите,что будет, если у меня отнимут юмор и останется одна болтливость? Я же вас вбуквальном смысле задолбаю, – поспешно сказал Ягунчик.

Академик улыбнулся:

– И правда. Не трогай его, Медузия. Без юмора его комментарииматчей станут утомительны… Рассказывай, Ягун!

И Ягун рассказал. Быстро, ясно и лаконично. В духе«краткость – враг гонорара», но «четкость – сестра военного». Единственное, очем он по понятным причинам не упомянул, это о разговоре, подслушанном наЛестнице Атлантов. Во время рассказа Ягун трижды ощущал легкую щекотку, словнокто-то краем соломинки касался его головы под волосами. Не решаясь выставлятьактивный блок против подзеркаливания, который и Меди, и академик, и даже Поклеппри необходимости с легкостью бы сломали, опытный Ягун все три разаприкидывался радостным простачком и вызывал в памяти образ Кати Лотковой. Подконец на него, видно, плюнули и оставили в покое.

«Надо не забыть сказать Лотковой, что ее лицо распугиваетпреподов!» – мысленно хихикнув, напомнил себе Ягун.

Услышав о пелопоннесском малом драконе, Сарданапал сразупослал за Ванькой.

– Открой-ка рюкзак! – попросил он и долго смотрелна Тангро. Дракончик спал. Дышал он глубоко и редко, трижды в минуту выдыхаяклуб пахнущего серой дыма.

– Да, Соловей что-то говорил мне о нем… Последнийуцелевший дракон этого вида. И зачем он Зербагану? – негромко спросилакадемик.

Заметив, что свет тревожит Тангро, Ванька затянул горловинуи принялся раскачивать рюкзак.

– Заботливый папаша! Практикуемся? – одобрительнохмыкнул Поклеп.

Ванька предпочел промолчать. Молчание – лучший способ ответана бессмысленные вопросы.

– Это все? – спросил академик, когда Ягунзамолчал.

– Да. На данный момент все, – подтвердил внукЯгге.

– Я полагаю, спрашивать, почему я узнаю об этом толькосейчас, не имеет смысла? – поинтересовался академик.

Ягун виновато вздохнул и изобразил глубочайшее раскаяние.Сарданапал поморщился.

– Ты думаешь, цирк за пять копеек меня одурачит? Меди,хочешь что-нибудь уточнить?

Меди покачала головой.

– А ты, Поклеп?

Завуч подошел к Ягуну, ткнул его твердым пальцем в грудь игневно пропыхтел:

– Мы с тобой еще побеседуем, дружок!.. А теперь, какговорят культурные люди: «Позвольте вам выйти вон!»

– Позволяю! Так и быть! Уговорил, противный! – незадумываясь, брякнул Ягун и, пока его не нагнала искра возмездия, быстровыскочил наружу, таща за собой Ваньку.

Дверь магпункта захлопнулась за ними.

– Уф! Никогда не думал, что говорить правду тактягостно!.. Если так, то отлично понимаю, почему люди лгут. Исключительно чтобыспастись от таких сцен у фонтана… Вот смотри, Ванька! Мы открыли им глаза наЗербагана, рассказали, что он охотится на Тангро – и что в результате получили?Пяткой в нос и плевок в душу! – возмущенно заявил Ягун.

– Что-то не похоже, что тебе в душу плюнули, –сказал Ванька, насмешливо глядя на играющего комментатора.

– Как это не плюнули? Очень даже плюнули. Только моядуша увернулась.