Ситуация была… странной. Абсурдной, безумной. Невероятной!

Нет, я, конечно, понимала, алиана будет страдать, и была готова её поддерживать, утешать. Маньяк не маньяк, а для княжны Адельмар — старший брат. Единственный брат. Наследник рода.

Но это не отменяло того факта, что Талврин — настоящая сволочь. И княжна должна была это понимать.

— Ариэлла, — я сглотнула появившийся в горле комок и продолжила, осторожно подбирая слова, боясь ещё больше ранить и без того израненное сердце подруги: — Наверное, тебе не рассказали о том, что происходило в Салейме… Не со мной. Задолго до моего там появления.

— Нам сказали, что он творил, — глухо перебила меня девушка и отвела взгляд, не способная смотреть мне в глаза.

— Адельмар признался в своих преступлениях, прежде чем запереть меня в подземелье. Если бы дело было только во мне, я бы попробовала… Вмешалась, но… — Какими словами не прикрывай горькую правду, слаще она от этого не станет. — Элла, из-за него погибали дети. Молоденькие алианы, тальдены. Как мы с тобой или даже младше. С помощью ритуала он надеялся лишить алиан способности принимать силу драконов. Тебя, свою сестру, был готов лишить дара предков.

Как по мне, так этот дар — то ещё проклятие, но сейчас это было не важно.

— Я всё прекрасно понимаю, Аня, — упрямо тряхнула девушка каштановой копной, уложенной под усыпанную жемчугом сетку. Поджала губы, вскинула голову и теперь смотрела на меня прямо, не сводя взгляда, при этом тихо, но твёрдо чеканя: — И не прошу о невозможном. О свободе для брата я даже не помышляю и понимаю, что он должен расплатиться за совершённые преступления. Но казнь… Аня, мне хочется кричать от одной только мысли, что через день-два моего брата не станет! Пожизненное заключение — всё, о чём я прошу. Сохрани ему жизнь. Умоляю!

Теперь уже она держала меня за руки. Цеплялась за них, как утопающий за спасательный круг или, скорее, жалкую соломинку (ну какая от меня помощь?!), глотая слёзы боли и отчаянья. А мне хотелось выдернуть свои пальцы из её холодных, будто одеревеневших пальцев, отступить, скорей прекратить этот разговор.

— Его Великолепие любит тебя. К тебе он прислушается. Я знаю, ты сумеешь подобрать слова, которые смягчат его сердце. Меня же он даже не станет слушать!

— Но, Элла…

— Мы виделись с ним сегодня, — запальчиво перебила меня девушка. — Я чувствую, он злится на меня из-за того, что дала тебе тот конверт. Злится, что во время отбора я тебя покрывала. Однажды ты заступилась за человека, который пытался обесчестить тебя …

А Талврин меня почти убил.

Не догадываясь о моих мыслях, да и не замечая разницы в поступках Крейна и Адельмара, алиана продолжала захлёбываться словами:

— …И ты за него заступилась. У тебя большое сердце, Аня, и я верю, в нём найдётся сострадание и для моего брата. Ты знаешь меня и знаешь, что я никогда бы и ни за что не стала напоминать тебе о своей поддержке. Но я в отчаянье! Аня! Мама ночами плачет, отец мечется по комнатам загнанным зверем, а я… Пойми, он мой брат. Он всю жизнь был мне защитником и другом. Всегда помогал, во всём поддерживал. Мне кажется, я сойду с ума, если он исчезнет! Если вы решите его казнить. Прошу, поддержи меня на завтрашнем суде, как когда-то я поддержала тебя.

Всё-таки жаль, что сейчас не гроза, на небе безмятежно мерцают звёзды и светит полная луна. Лучше б действительно взрывались молнии и одна такая ударила бы в меня. Лишила сознания, помогла сбежать из реальности, в которой я вот-вот могла лишиться близкой подруги.

— Аня… — полный мольбы, затаённой надежды голос. Ариэлла замерла в ожидании ответа, даже дыхание задержала.

А я не знала, что ей ответить.

Снежок неожиданно зарычал. Шерсть на спине кьёрда вздыбилась, взметнулся хвост, обдав нас снежной прохладой. А в следующее мгновенье мой охранник, продолжая угрожающе рычать и скалиться, рванулся обратно в зал.

Я бросилась за ним следом, пока не прокусил кому-нибудь ногу или не вцепился какому-нибудь бедолаге придворному в шею. Настрой у Снежка был воинственный, если не сказать агрессивный.

Впрочем, лучше бы не спешила и позволила кьёрду подкрепиться. Свежим, только что доставленным в Лашфор мясом — чёртовым темнодольским князем.

Снежный кот подлетел к Огненному, окружённому свитой из магов и воинов. Опять притащился с целым войском, прямо дежавю какое-то. Тогда ведь тоже был праздник, устроенный в честь невест Скальде. Праздник, безвозвратно испорченный появлением красного дракона. Подозреваю, что и этот визит Хентебесира не принесёт ничего хорошего.

— Вот значит, как в Лашфоре гостей встречают! — громко проговорил Игрэйт, привлекая к своей тагровой персоне внимание тех, кто ещё не успел его заметить.

— Снежок! — нехотя подозвала я кьёрда, кажется, уже готового разорвать тальдена в клочья, и услышала полное ядовитой насмешки приветствие:

— Ваша Лучезарность, — князь изобразил поклон, очень похожий на шутовской. — За минувшие недели вы стали ещё прекрасней. Замужество вам к лицу, Фьярра, — произнёс он медленно, певуче, словно пробовал на вкус каждый звук теперь уже не моего имени. — Или мне стоит обращаться к вам — Аня? Может, Анна?

— Ваша Лучезарность будет достаточно, — холодно отрезала я и погладила, успокаивая, вернувшегося ко мне кота.

Кьёрд продолжал порыкивать: тихо, глухо, угрожающе. Я чувствовала его напряжение и желание вот прямо сейчас броситься в атаку. И с удовольствием выкрикнула бы: «Фас!».

Жаль, я не могла позволить себе эту маленькую слабость.

— Как будет угодно моей родственнице-красавице, — залебезил князь, растягивая губы в улыбке и при этом пожирая меня взглядом. Настолько жадным, что я невольно почувствовала себя дочиста обглоданной костью.

Чтоб она встала тебе поперёк горла!

— Игрэйт! — широким шагом к нам приближался Скальде.

— А вот и сам будущий император! — непонятно чему обрадовалась эта драконоскотина.

Обычно при виде Герхильда Его Светлость некрасиво кривил рожу, а тут вдруг заулыбался ещё шире. Как же мне всё это не нравится…

Ледяной встал со мною рядом, и я почувствовала, как сердце в груди стучит ровнее. Но стоило снова взглянуть на Огненного, как мне захотелось юркнуть за спину мужа.

— Рад, что ты принял моё приглашение.

— Разве мог я пропустить коронацию своего единственного кузена? — тальден снова поклонился, но без особого почтения. Зато с особым, прежде ему не свойственным, пренебрежением. Словно явился на свою собственную коронацию и сейчас разговаривал не с будущим императором, а с презренным слугой.

Я нахмурилась. За два месяца, что имела удовольствие не видеть Хентебесира, он изменился. Больше не опускал взгляда, как делал всякий раз, когда разговаривал со Скальде. Не нервничал, не волновался. Уверенный, спокойный. Слишком гордый.