— Понятно, Клаус. А где этот… «террорист номер один»?

— Вот он, господин полковник!

Йоханнес Пехтер склонился, уперев руки в колени, и с болезненным любопытством глянул в мертвые глаза Карлоса. Они отражали Вечность.

Тот же день, позже

Тель-Авив, бульвар Шауль Ха-Мелех

Декабрь в Тель-Авиве — благо. Спадает жара, на смену угнетающей духоте, выматывающему силы зною приходит благословенная свежесть. А по ночам и вовсе холодает.

Бархатный сезон.

Рехавам Алон осторожно покинул старенький, видавший виды «Ситроен» — берег больную поясницу. Память о бурной молодости, когда глупый рассудок не щадит сильное и здоровое тело, наивно полагая, что сила и здоровье — навсегда.

— Езжай, Ари, — отпустил он водителя, — и присмотри за Яэлью.

— Будет исполнено, рабби, — почтительно поклонился Кахлон.

Рехавам кивнул, и побрел на службу, постукивая увесистой тростью — врачи навязали «третью конечность». Ходите, мол, с палочкой! Он покорился — и обыграл медиков. Искусники в техотделе Моссада встроили в «палочку» длинный ствол с глушителем и обойму на девять патронов. Трость 38-го калибра!

Церемонно кивнув охраннику, Алон поднялся к себе в спецотдел. Свой маленький кабинет он обставил сам — здесь ультрасовременный телевизор соседствовал с бронзовым семисвечником-менорой времен римского владычества, а рядом с секретными документами почивал свиток Торы.

Охая и кряхтя, Рехавам погрузился в мягкое кресло. «Хорошо, хоть конституция у меня, как у воблы, — усмехнулся он, — сил хватает таскать усохшую плоть…»

Как всегда, без стука, завалился Питер Малкин из оперотдела — крепкий, коренастый и лысый, под Юла Бриннера.

— Привет! — улыбнулся он. — Эк тебя…

— Спину прихватило, — поморщился Алон. — Допрыгался…

— Такие, как мы, — оскалился Питер, — скачут долго! Лучше ответь, как ты ладишь с нашим генералом?

— Достает? — с интересом спросил Рехавам.

— До белого каления доводит!

— А я ему нецензурно отвечаю, — тонко улыбнулся хозяин кабинета. — Не вялыми факами, а отборным русским матом! Это Изю озадачивает…

Тут в дверь заглянул нервный референт с вечно перепуганными глазами.

— Господин Алон, — проблеял он, — вас директор вызывает.

— Помяни черта… — тихонько проворчал Малкин.

— Иду, — вздохнул Рехавам, с сожалением покидая уютное кресло.

— Озадачь его! — хихикнул Питер.

Алон лишь фыркнул в ответ, и побрел к лифту, небрежно отвечая на козырянье охраны. В секретариате шла обычная возня, из-за высоких дверей директорского кабинета не доносились громы. Пожав плечами, Рехавам уверенно толкнул створку, входя, и аккуратно прикрыл ее за собой.

Ицхак Хофи выглядел на удивление мирно. Набычив кудрявую голову и сложив руки за спиной, он вышагивал между огромным столом и худосочной пальмой в кадке, что распускала перистые листья у огромного окна, прикрытого жаллюзи.

— Шалом, Изя, — спокойно поздоровался Рехавам. — Вызывал?

— Шалом, — буркнул директор Моссада, бросив на посетителя цепкий взгляд. — Чего такой перекошенный?

— Спина, — отделался Алон кратким признанием.

— А-а… Два вопроса, рабби, и оба по теме «Машиах»[46].

Рехавам отреагировал поднятием выгоревших на солнце бровей.

— Вопрос первый. Ты как-то докладывал, что твой всеведущий Миха обещал помочь с ликвидацией Карлоса Шакала. Было такое?

— Было, — признал Алон, с интересом поглядывая на Ицхака. — Миха тогда выразился туманно, упомянул лишь какую-то шумиху в Европе под конец года.

— Все верно! — порывисто кивнул Хофи. — Только что передали из Вены: в одиннадцать утра Карлоса застрелил австрийский спецназ — при попытке захвата заложников.

— Сбылось! — выдохнул Рехавам, оживляясь. — Изя, пора и нам разыграть небольшой этюдик. Фигуры расставлены, план по ликвидации Арафата…

— Где этот сукин сын сейчас? — резко перебил его директор Моссада.

— В Бейруте.

— Бери Малкина, еще кого — и вперед!

Алон удовлетворенно кивнул, а Хофи опять забегал по кабинету.

— Русские отлучили палестинцев от оружия и финансов, и это хороший знак. Что-то я еще хотел сказать…

— Второй вопрос, — подсказал Рехавам.

— Да помню я! — огрызнулся Хофи. Посопел, и продолжил ворчливо: — Мне тут подкинули кой-какую информацию из Штази. Интересную, как раз по твоей части, но… Как ты думаешь, этим восточным немцам можно доверять?

— Изя, в мире есть только четыре стоящих спецслужбы, — рассеянно проговорил Алон, замедленно ерзая. — У нас, у русских, у американцев, и у немцев из ГДР. А если бы Маркус Вольф не сдал нам египтян в Шестидневную, мы бы отступили из Синая.

Ицхак с большим сомнением глянул на него.

— Ладно! — отмахнулся он с неожиданным раздражением. — К делу. Стоящие спецы из Штази нашептали, что боготворимый тобою Миха успешно эксфильтрован в Штаты!

— Чушь, — спокойно сказал Алон, холодея.

— А как тебе вот это? — директор шлепнул о стол глянцевым снимком. Неизвестный фотограф запечатлел берег реки, заросший высокими деревьями. У самой воды вели разговор трое мужчин. Рехавам узнал Колби и Даунинга. А третий… Он стоял боком. Четко выделялся нос с горбинкой. Длинные, почти до плеч, волосы слегка относило слабым ветерком.

— Фотография сделана с каноэ на Потомаке, — прокомментировал Хофи. — Отсюда такой необычный ракурс… Ну? Это же Миха?

— Нет, — по-прежнему спокойно ответил Рехавам. — Горбинка и волосы а ля хиппи у настоящего Михи всего лишь театральный реквизит. Нормальный у него нос, прямой, и волосы короткие. Блондинистые, кстати.

Лицо директора налилось краснотой, предвещая бурю, но внезапно дрогнуло. Рука его в отменно русском жесте потянулась к затылку, и замерла.

— Тогда это игры КГБ, не иначе, — вынес он вердикт. — Хм…

— Скорее всего, — кивнул Алон. — Вот что… У твоего «шептуна» из Штази имя есть?

— Это сверхсекретная информация, — Хофи надулся от важности.

— От меня? — кротко спросил Рехавам.

— Надоел ты мне уже! — рассердился директор. Засопел и пробурчал: — Вернер Штиллер, старлей госбезопасности.

— Убеди этого старлея не распространяться больше о Михе, и забудь об этом фото. Не надо нам мешать КГБ, если это их работа, иначе русские прижмут наших нелегалов. А я прокачаю ситуацию по своим каналам.

— Ладно, — буркнул Хофи, — выметайся.