– И там, внутри, – сказал он, – Стас устроил картинную галерею. Ты бы видела! – он засмеялся желчно. – Сам Стас в таких нарядах… Ну, будто его рисовали те же пятьсот лет назад. И все прочие портреты в том же духе. Старинный род! Английские аристократы!

– Чудачество, конечно, – признала собеседница. – Но – безобидное.

– Если бы! Там же заикой можно стать! Он в одной комнате оборудовал как бы кабинет нашего покойного отца. И самого отца туда усадил. Из воска сделал. Заказал каким-то умельцам, те вылепили в натуральную величину, копию, причем такую точную – с двух шагов не отличишь. Одел его в отцовскую одежду, этого воскового папу. Мне говорит – пойдем, у меня есть сюрприз. Я туда вошел… – Глеб прикрыл глаза, показывая, как он ужаснулся. – Представляешь? Я захожу, а там сидит отец!

Нина Петровна растерянно молчала.

– Я едва не умер, поверь мне, – сказал Глеб.

– Да, он со странностями, – пробормотала Нина Петровна. – Даже называть себя велел – Стас Георгиевич. Не Станислав Георгиевич… Не нравилось, видишь ли… Я и раньше странности замечала, а сейчас, похоже, они усугубились. Вот так, если долго не общаешься с человеком, потом, при встрече, можешь обнаружить, как он сильно изменился. Сам на себя не похож. Как будто другой человек.

Особенно когда рядом нет тех, кто этого человека знал хорошо, вдруг подумал Глеб. Хорошо, когда один, как перст. Никого лишнего рядом. Все уже умерли.

* * *

Охранники вернулись через час. Машину поставили поодаль, как и велел им Глеб.

– Жди здесь, – сказал Глеб Нине Петровне. – Я пойду узнаю, что они там накопали.

– Я пройдусь.

– Холодно, – сказал Глеб.

– Я недалеко. Надоело сидеть в машине.

Глеб пересел в «Жигули» к охранникам, не обращая внимания на закованного в наручники Шварца. Да Шварц и сам старался быть незаметным. Забился в угол.

– Здесь этот гад! – доложил охранник.

– Китайгородцев?! – обрадовался Глеб.

– Да.

Вот она, удача!

– А Михаил?

– Был, но уехал.

– Куда?

– Не знаю. Знает Китайгородцев.

– Ты уверен?

– Мне так сказали. Тут были Михаил, мама ваша и какой-то с ними безумный доходяга. Китайгородцев утром приехал, всех их забрал, увез куда-то. Потом вернулись, врача искали, у вашей мамы заболело сердце. Снова уехали, а недавно Китайгородцев вернулся без них, но с каким-то мужиком.

– Кто такой? – нахмурился Лисицын.

– Неизвестно. Мне его описали так: низенький, худой, черненький, и глазищи такие глубокие.

– Это Потемкин! – подал голос Шварц.

– Знаешь его? – заинтересовался Глеб.

– Да. Он гипнотизер. Мы его крышевали, покуда не сбежал.

– Действительно умеет… ну, это… с гипнозом… или шарлатан? – спросил Глеб.

– Умеет! – с готовностью ответил Шварц, воодушевившись оттого, что он может быть чем-то полезен. – При мне такие трюки проделывал! Я не поверил бы, если бы сам не видел. Загипнотизировал, к примеру, мужика. И тот стал дурак-дураком. Жену свою родную не узнает. Нет, он разговаривает, смеется даже, но жена ему вроде никакая не жена. Тоже сначала смеялась эта дура, ей было весело, а потом разревелась. Неприятно потому что.

– Так его можно снова взять под крышу, коли он здесь, – сказал Глеб. – Дело выгодное? Доход большой был?

– Да он как целый завод! – вспомнил давнее сравнение Шварц, все сильнее воодушевляясь.

Какая-та надежда для него лично впереди забрезжила.

– Мы возьмем его в оборот, а ты будешь за ним приглядывать, – стал строить планы Глеб. – Ты как? Согласен?

– А как же! – выдохнул счастливый Шварц.

– Тогда такое дело. Ты вон ту бабу видишь?

И у Шварца сердце ушло куда-то в пятки. Он смотрел на силуэт женщины, прогуливающейся в вечерних сумерках, и уже понимал, что на самом деле счастья в жизни не бывает.

– Мы все вместе должны быть, – сказал Глеб. – Чтобы никто друг друга не продал.

Охранники мрачно смотрели на Шварца, будто уже заподозрили его в том, что он решил их сдать.

– Если ты с нами, тогда ты должен стать таким, как мы, – сказал Глеб. – Убей ее!

– Когда? – глупо спросил Шварц.

– Прямо сейчас.

Шварц обездвижел.

– Сделаешь? – настаивал Глеб. – Ты с нами или нет?

Если он не с ними, в живых его не оставят. Он будет жить, только если они повяжут его кровью.

– Я не слышу! – сказал Глеб, на глазах мрачнея.

– А чем убить? – быстро спросил Шварц.

Может, ему дадут оружие?

– Руками, – тут же развеял Глеб его иллюзии.

– Я не смогу! – взмолился Шварц.

Мол, если из пистолета, например, тогда еще куда ни шло, а голыми руками – это выше его сил.

– Голыми… руками, – раздельно произнес Глеб.

Шварца передернуло. Ему хотелось выть от страха за себя и от ужаса перед тем, что он сейчас сделает.

– Она баба, – доверительным тоном произнес Глеб. – В ней силы нету. Дело плевое. Одна минута, и ты свободен.

Но его тон не мог Шварца обмануть. Глаза Глеба выдавали. Зверь. Пощады от него не жди.

Глеб кивнул охраннику. Тот снял наручники с запястий Шварца.

– Иди! – сказал Шварцу Глеб.

Шварц не сдвинулся с места.

– Мы здесь никого не уговариваем, – сказал Глеб.

И дальше уже должна была последовать команда охранникам. Убьют они Шварца и глазом не моргнут. А потом и бабу эту. Раз решили – ей все равно не жить. Хоть Шварц ее убьет, хоть эти. Какая ей разница? Для нее конец один. Это у Шварца еще выбор есть. Пока. Он решился.

– Я пойду! – сказал он хрипло.

Его выпустили из машины. Он пошел медленно, оттягивая страшный миг. Глеб, глядя ему вслед сквозь стекло машины, тронул за плечо охранника, сказал:

– Когда он женщину эту грохнет, займись им. Он нам не нужен. А потом с женщиной до конца разберись. Сам он прилично дело вряд ли сделает. Кишка тонка.

Шварц уже нагнал Нину Петровну. Она, услышав скрип снега под его ногами, обернулась, но не успела ничего сказать. Шварц вцепился в ее шею и стал давить, что было сил, женщина захрипела и забилась в его руках. Она отчаянно сражалась за свою жизнь и сильно расцарапала Шварцу лицо. Он уворачивался и зло матерился. Смог, наконец, свалить несчастную на снег, и теперь ему было сподручнее действовать. Он прижал жертву к земле, Нина Петровна уже почти не сопротивлялась. Потом она затихла. Шварц понял, что дело сделано, испуганно отпрянул. К нему приближался один из охранников Лисицына.