Китайгородцев выразительно посмотрел на собеседницу. Он очень хотел, чтобы она поняла: ее жизнь в опасности. Это Алеша нужен. А она не нужна. Лишний элемент в придуманной кем-то конструкции. Только мешает. Могут за ненадобностью удалить.

– А без Алеши как наследника, похоже, возникают проблемы, – сказал Китайгородцев. – Там, видимо, появляется вторая очередь наследников, а то и третья, и четвертая. И Михаил уже не при делах. Но это только мои догадки.

– У меня не укладывается в голове, – призналась Нина Петровна. – И с какой стати я должна вам верить? Вы что-то знаете? – она пытливо посмотрела в глаза собеседнику.

Здесь Рубикон, который она либо перейдет, либо нет. Если поверит, тогда она поможет. А если не поверит – замкнется.

– Я знаю, что Михаил дал поручение убить Стаса. Прямой приказ, – сказал Китайгородцев.

– Приказ – кому? – испуганно спросила Нина Петровна. – Вы этого человека знаете?

– Знаю.

– Кто он?

– Это я.

* * *

Стас Георгиевич близко к дому не подъехал. Остановил машину на противоположной стороне улицы, в приоткрытое окно махнул рукой. Из «Жигулей» вышел один из охранников, приблизился. Лисицын указал ему на дом.

– Первый подъезд, квартира восемь, – сказал он. – Там должна быть Зоя Калязина. Расспроси ее, приезжал ли к ней кто, интересовался ли Глебом Лисицыным. Все подробности, в общем. А если нет ее, соседей расспроси.

Охранник вошел в подъезд. Восьмая квартира. Второй этаж. Таблички с номером квартиры на двери не было. Пока охранник соображал, что тут к чему, следом за ним на лестничную площадку поднялся давно не бритый мужичок.

Мужичок посмотрел на незнакомца взглядом, в котором поровну были замешены настороженность и неприязнь, ударил кулаком в ту дверь, что не имела таблички с номером, и коротко позвал:

– Зин!

– А где живет Зоя Калязина? – спросил охранник ровно в тот момент, когда дверь мужичку открыла женщина с нетрезвым исстрадавшимся лицом.

– А-а-а, – начала было женщина.

– А чего? – спросил мужичок недружелюбно.

Но охранник уже понял, что это и есть та самая квартира, – которую он разыскивает.

– Поговорить! – объявил он невозмутимо и корпусом легко втиснул мужчину в пропахшее грязью и пылью сумрачное нутро квартиры.

Женщина испуганной мышью юркнула в комнату. Охранник проследовал за ней. Обвел взглядом убогое жилище. Здесь можно не церемониться. Не князья.

– Тут такая тема, – произнес охранник веско. – Интересуемся, кто приходил и кто про Глеба спрашивал.

Женщина взволновалась. Охранник это увидел и понял, что точно приходили и точно спрашивали.

– Один? Двое? – уточнил он.

– Один! – с готовностью доложила собеседница.

– Высокий?

– Да. Видный такой! И плечи у него – ух! – развернула плечи пошире.

– Хромал?

– Ага. На ногу на вот эту припадает.

Китайгородцев. С этим разобрались.

– Что сказала ему? – спросил охранник.

– Что Глеб прошлой весной уехал в Борщевку, на рыбалку, и больше не возвращался.

– Еще про что был разговор?

– Уже не помню.

Охранник посмотрел недобро. Зоя-Зина оказалась женщиной понятливой.

– Про бабу спрашивал, про Нинку!

– Нинка – это кто?

– Ну, Глебова она… Ребенок у них… То ли общий… То ли нет…

– Так что он спрашивал про эту Нинку?

– Жена она Глебу или как?

– Жена? – вопросительно глянул охранник.

– А я не знаю. Тут никто не знает. Я так и сказала.

– О чем еще расспрашивал?

– Ни о чем. Уехал. В Борщевку, к дяде Степе.

В общих чертах совпадало с тем, что охранник знал. И было очень похоже на правду.

* * *

Охранник вернулся к Лисицыну, пересказал все, что услышал от полупьяной Зои-Зины. Лисицын слушал молча, и по нему нельзя было понять, как он относится к тому, что слышит, и только когда охранник упомянул о Нине Петровне, Стас Георгиевич потемнел лицом.

– И про нее разнюхал! – процедил сквозь зубы.

Охранник слишком хорошо знал нрав своего шефа. Взбешен Лисицын не на шутку.

* * *

В школьном коридоре давно прозвенел звонок, но Нина Петровна на него не среагировала. Впервые за много лет, которые она проработала в школе, пропустила звонок мимо ушей. Лишь вздрогнула, услышав дребезжащий звук, повела вокруг невидящим взглядом и снова уставилась на Китайгородцева. А очень скоро звонок замолк, и она смогла вернуться к тому, что сейчас занимало все ее мысли.

– Знаете, вы правы, – сказала она и нервно хрустнула пальцами.

Очень неприятный получился звук.

– Я теперь сопоставляю то, что знаю, – продолжила Нина Петровна. – И только теперь начинаю понимать, в чем причина. Я видела Михаила…

– Когда? – встрепенулся Китайгородцев.

– Он дважды приезжал. В первый раз – почти что год назад. В декабре, перед Новым годом. А второй раз не так давно. Весной, в мае. Сказал, что обитель хочет посетить, проездом вроде…

– Обитель – это монастырь?

– Да. От нас не очень далеко, но если ехать от Москвы, тогда Калуга – это не совсем по пути. Я еще удивилась про себя, чего это он к нам завернул. Понятно было, что какой-то смысл имеется, а что к чему, я не могла взять в толк. Ну, посидели с ним, поговорили, он про житье-бытье расспрашивал…

– И про Алешу? – догадался прозорливый Китайгородцев.

– То-то и оно! – вновь хрустнула пальцами Нина Петровна. – Тогда оно было непонятно. Ну, спрашивает. Так Михаил много про что спрашивал. Он интересовался, я рассказывала. А сейчас я вспомнила: в основном-то было про Алешу! Даже если какие-то вопросы вроде про меня задавал, а все равно получилось, что про сына! Спросит так меня, мол, устаешь? Ну, всяко бывает. Ну, сын, наверное, помогает? Помогает, говорю. А ты ему? Сын в институте, а ты сама, мол, педагог, так что ему твоя помощь, получается, нужна? Понимаете?

– Нет, – признался Китайгородцев.

– Выведывал про наши с Алешей отношения. Как у нас да что. Если все так, как вы сказали, тогда это объяснимо. Михаил хотел знать, насколько мой Алешка самостоятельный. Значит ли мое слово для него хоть что-то до сих пор, или перерос уже, сам с усам.

Распахнулась дверь, и в класс стремительно вошла крайне растревоженная женщина в строгом, без изысков, костюме.

– Нина Петровна!!! – произнесла она. – У вас урок! Там сумасшедший дом! Что происходит?!