– Я ж предупредить тебя зашел, – сказал Большой, осторожно усаживаясь в кресло.

– О чем? – насторожился я.

– О том, чтобы ты с близняшками поосторожней был. Пообходительней.

– В смысле? – Почесав затылок, я внимательно посмотрел на Большого. Может, он к какой-то из сестер неравнодушен?.. Вот и пришел разъяснить, что да как.

– Не в себе они, – хмуро проворчал Большой, разом опровергнув мою теорию о его влюбленности, ибо о возлюбленных так не говорят. – Поэтому лучше не провоцируй их. Не надо никаких личных имен. Просто Линда. Обращайся так хоть к одной, хоть к обеим сразу. Разницы-то тут никакой.

– Как это – никакой? – недоуменно вопросил я, до такой степени заинтригованный этим странным разговором, что позабыл об инквизиторах, возможно, спешащих к моему жилищу с сетями.

– Да вот так, – рубанул Большой. – Они же малость того. – Для большей убедительности он покрутил пальцем у виска. – Сами, смеясь, признались, что, проснувшись поутру, решают, в каком теле будет Мелинда, а в каком Белинда.

У меня банально челюсть отвисла. Но, справившись с первоначальным ошеломлением, я недоверчиво спросил:

– Шутишь?

– Нет, – вздохнул Большой. – Знаешь, за что они с последнего курса столичной Академии магических искусств в отряд смертников загремели?

– Откуда мне знать, – резонно заметил я.

– За эксперимент, – просветил Герт. – По созданию устойчивой обратной фамилиарной связи.

– Они что, с дуба рухнули, экспериментаторши эти?! – не сдержавшись, покрутил я пальцем у виска, как совсем недавно это делал Герт. – За фамилиара-человека сразу отправляют на костер! Не делая никаких исключений!

– Ну тут вот единственное исключение сделали, – развел руками Большой. – Виновны-то они обе по отношению друг к дружке. Да и наказали к тому же сами себя, став едиными в двух телах. Эксперимент-то удался, неразрывная фамилиарная связь образовалась.

– Да уж, – ошарашенно вымолвил я, силясь уложить в голове все это.

– Угу, – проворчал Большой. – Отсюда все их странности. Так что ты поосторожней с ними, помягче. – Продемонстрировав мне внушительный кулак, с угрозой прогудел: – Но ежели вздумаешь обижать бедняжек или издеваться над ними… Костей не соберешь.

– Вот что-что, а издеваться над ними точно не буду, – немедленно заверил я Большого. – Не в моей это натуре.

– Вот и хорошо, – враз подобрел он и поднялся с кресла. – Пойду я тогда. Отдыхай. Завтра поднапрячься придется.

– Да, поспать надо, – согласился я. – Постой, еще кое-что спросить хотел, – опомнившись, придержал я у двери Герта.

– Ну?

– А что в нашем отряде монах делает? Ведь священники к коронным службам никакого касательства не имеют. Как же Святой к штрафникам-смертникам в «Магнус» попал?

– Так же, как и все, на добровольной основе, – усмехнулся Герт. – Что-то они у себя в инквизиции не поделили и отправили его к нам, в «Магнус». В качестве вспомоществования отряду, борющемуся с отродьями Тьмы. Дабы Святой не словом, а делом доказывал торжество Света. – Он хлопнул меня по плечу: – Не обращай на него внимания, в общем. Привычка у него такая, инквизиторская, на всех с подозрением смотреть. А так нормальный он человек. Такой же штрафник-смертник, как и мы. Просто из другого ведомства. И в отличие от нас, угодил в переплет не за дело, а за веру. А что не разговаривает ни с кем, так это не от чванства. Святые отцы на него обет молчания наложили, дабы не осквернял кощунственными измышлениями свои уста.

– Понял. Ты прям как по писаному вещаешь, – хмыкнул я.

– Так и есть, – ухмыльнулся Большой. – Это я в его сопроводиловке вычитал, когда Серый дал глянуть. Ладно, пойду я. Отдыхай.

Ушел. Я прикрыл за ним дверь, привалился к ней спиной и облегченно перевел дух. Живем… Пока по крайней мере.

«Бес! – воззвал я к нечисти. – Ну-ка, высунь рыло!»

«Чего тебе? – хмуро бросил бес, материализовавшийся с легким хлопком. – Ну повезло? Не на костре еще?» – съязвил он.

«Ближе к делу, – потребовал я. – Ты мне точно скажи, заметил тебя монах или нет? Это крайне важно».

«Да говорю же тебе – не уверен! – рассердился рогатый, задергав при этом хвостом. – Да и так ли это важно, заметил сейчас или заметит потом?! Рвать когти надо!»

«А Печать Предателя? – напомнил я. – Ты ее всего-то за два года пользования моим телом уберешь? Нет уж, дудки!»

«А так не будет у тебя и пары дней жизни! – злорадно осклабился бес. – Хотя, вероятно, они станут самыми незабываемыми! Инквизиторы знаешь какие затейники? У-у-у!»

Живо представив себе пыточные застенки инквизиции, о которых ходит столько жутких легенд, я передернул плечами и буркнул: «Все равно удирать не дело. Опасность, конечно, велика, но я и так стою на самом краю… Оступлюсь сейчас – и мне уже никогда не выкарабкаться. Не восстановить свое доброе имя и не рассчитаться по старым долгам. Придется бежать, скрываться, прятаться, как загнанной крысе… И так до конца своих дней. – Я решительно покачал головой. – Нет, это точно не дело».

«А на костре закончить свои дни – это, разумеется, дело!» – язвительно подметил бес.

«Да нет, – не согласился я, ничуть не обрадованный обрисованной перспективой. – На костер попасть тоже не хотелось бы… Но ты же сам говорил, что лучше один день по-настоящему прожить, чем целую жизнь влачить жалкое существование. А ты именно это мне и предлагаешь. Жалкое существование. Жизнь вечного беглеца».

«В Аквитанию давай смоемся, – тут же предложил бес. – Там инквизиции лапки прищемили хорошо».

«Зато там темным раздолье, – парировал я. – У которых на меня тоже огроменный зуб имеется! Нам и там придется несладко. Поэтому нет смысла метаться. Останемся здесь и будем бороться».

«С огнем? – съехидничал бес и проворчал: – Знаешь, сколько таких борцов было?»

«Пока нас на костер не тащат, а значит, пространство для маневра есть, – возразил я. – Думаю, не стоит пока дергаться. Посмотрим, что дальше будет. Святой, по словам Герта, сейчас в немилости. Вряд ли ему сразу и безоговорочно поверят, если он заявит о моей одержимости… А там… А там кто его знает, что будет? Через три дня отряд отправляется биться с монстрами. Весьма вероятно, проблема разрешится сама собой».

«Это ты правильно измыслил! Нет человека – нет проблемы! – возликовал бес и, потерев лапки, деловито предложил: – Надо только хорошенько все продумать! Чтобы его смерть выглядела, как несчастный случай! Чтобы не подкопаться было!»

Я даже не нашелся, что на это сказать, до того неверно истолковал мои слова бес. Чуть погодя только заметил: «Вообще-то я имел в виду себя. Неизвестно ведь, с чем нам придется столкнуться и как это скажется на здоровье. Вряд ли отряд отправят в лес на пикничок. А у меня в отличие от других и талиара нет…»