Выйдя из кабинета, я пошла в секретариат восьмого управления и потребовала встречи с комиссаром, чтобы объяснить ему мою ситуацию. Он внимательно отнесся ко мне:

– Кто вас высылает?

– Кабинет на третьем этаже, восьмое управление МГБ.

– В таком случае пусть сами и оплачивают ваш проезд!

Не имея возможности что-либо сделать, я отправилась на Киевский вокзал и уселась прямо напротив отделения МГБ, решив ничего не предпринимать, пока они не посадят меня на поезд до Молотовска. Я знала, что меня все равно ждет тюрьма, и никуда не торопилась. Эта комедия длилась сорок восемь часов. Наконец, 10 февраля в пять часов вечера ко мне подошел милиционер и вежливо попросил следовать за ним. Так я оказалась в привокзальном отделении МГБ. Меня попросили предъявить документы, и я посоветовала им обратиться в Министерство госбезопасности, если они хотят их увидеть. После заполнения еще одной анкеты меня отвели в привокзальный милицейский участок. В подвальное помещение мы спускались по такой узкой лестнице, что нам пришлось согнуться в три погибели. Никаких окон. В нос ударили тошнотворные запахи. Помещение, где я оказалась, было разделено на две части – женскую и мужскую. Никаких сидений. Я расстелила газету на полу и уселась на нее. В течение часа я оставалась единственной обитательницей этого места, если не считать милиционера, сидевшего за столом с еще более скучающий видом.

Ночью привели молодую женщину, отзывавшуюся на имя Люба, – было похоже, что она хорошо известна милиционерам. Мой охранник радостно закричал:

– Люба, ты уже вернулась? Ну, привет!

Любе было не больше двадцати лет, она была хорошо сложена и выглядела довольно сообразительной. Ее разыскивали за мошенничество. В эту и следующие ночи сюда приводили людей без документов, в основном всякое отребье. Сюда попадали и дети. Они сидели на корточках и ели то, что им удалось выпросить на улицах. В три часа утра, в понедельник, у нас появилась молодая блондинка лет шестнадцати-семнадцати. Увидев ее, Люба поднялась, подбежала к ней, чтобы поцеловать, и спросила:

– Надя, у тебя есть что-нибудь пожрать?

– Да! Хлеб, масло и колбаса!

Тогда Люба повернулась ко мне:

– Эй, подруга, придвигайся, сейчас будем пировать!

Она разделила еду на три части, и мы стали есть.

– Ну, как дела, Надя?

– Я славно поработала и сразу же подумала, что тебя забрали, когда я не увидела тебя на улице Горького. Чемодан у Гали. Если выйдешь раньше меня, забери его себе, но не забудь принести мне жратву и курево.

Страница рукописи книги А. Сенторенс, глава 15

Из разговора я узнала, что эти продукты были украдены из привокзального буфета, а сама Надя специализировалась на краже белья, развешенного на чердаках. В семь часов вечера Любу посадили в автозак, и мне стоило больших трудов успокоить рыдающую Надю. 13 февраля в час ночи меня снова вызвали в кабинет следователя. Кроме него и секретаря, которому он передал мои документы, за письменным столом сидели еще два человека в черном. Через несколько минут после моего прихода в кабинет вошел еще один тип, в темно-синем костюме и в пенсне в золотой оправе. Оглядев меня как экзотическое животное, он спросил:

– Так это вы учинили скандал у посольства Франции?

– Какой скандал?

– Вы утверждаете, что приехали из Молотовска. Вот, читайте ответ из молотовской милиции на наш запрос о вас.

С этими словами он протянул бумагу, где было написано, что лицо по имени Санторенка никогда не проживало в Молотовске. Я ответила своему собеседнику, что меня зовут Сенторенс, а не Санторенка. Милиционеры в черном стали хохотать.

– Она захотела пройти в посольство, а сейчас французы над ней издеваются!

– Она жалуется, что не может найти работу, а в колхозах не хватает рабочих рук!

Я ничего не ответила, и меня вновь повели в подвал привокзального отделения милиции. Нади уже не было. В три часа я вновь стояла перед комиссаром, он еще раз зачитал мне распоряжение о высылке из Москвы в двадцать четыре часа за бродяжничество.

Выйдя из отделения, я увидела на улице Надю, она без церемоний обратилась ко мне:

– Иди за мной…

И потащила меня по каким-то подземельям, которые знала как свои пять пальцев, – это были камеры хранения. Здесь встречались все московские нищие. Когда мы вошли, один из них считал свою дневную добычу. Надя подошла к нему и приказала:

– А ну-ка, дай сюда деньги!

Бедолага в испуге что-то ей ответил и быстро спрятал свое сокровище в засаленную кепку. Рыдая от хохота, Надя крикнула ему:

– Что, боишься, товарищ? Как все капиталисты?

Но малый предпочел уступить свое место и сбежал, шлепая галошами. К его галошам веревкой были привязаны газеты, чтобы было теплее. Прижавшись друг к другу, мы с Надей заснули тревожным сном. В четыре часа ночи вокзальные милиционеры, делавшие обход, узнали нас, но ничего не сказали. В семь часов моя товарка объявила мне:

– Пора завтракать!

В буфете она заказала два ломтика хлеба и два кофе со сливками. Но я чувствовала комок в горле, я спрашивала себя, как мы будем расплачиваться, не имея ни гроша. Когда мы закончили завтрак, Надя прошептала мне на ухо:

– Ну, чего ждешь? Сматываемся!

С дрожью в ногах я поднялась со своего места: я стала воровкой. Надя поцеловала меня:

– А теперь все, сама выкручивайся, мне пора на работу.

Вновь оставшись одна, я решила занять денег на проезд у Адриановой, обещая вернуть все сыну Борису в Молотовске. Деньги мне одолжила ее дочь, и 15 февраля я отправилась в обратный путь.

Я взяла билет только до города Александрова, находившегося всего в шестидесяти километрах от Москвы, в надежде проехать дальше «зайцем». Все обернулось как нельзя хуже, когда в Коноше контролер стал проверять билеты. Я притворилась спящей, но он стал трясти меня за плечо. Я что-то забормотала и отвернулась в другую сторону, но он продолжал меня трясти до тех пор, пока я не решила «проснуться» и показала ему билет. Он посмотрел на него и воскликнул:

– Но, гражданка, вы же должны были сойти в Александрове!

– Какое несчастье! Я заснула и…

– Ну, не надо выдумывать, гражданка, платите или выходите!

Следивший за мной агент МГБ веселился, зная, что я еду до Архангельска. Контролер заставил меня выйти из вагона. Тогда я обратилась к какому-то служащему:

– У меня нет денег, чтобы добраться до Архангельска, а мне туда совершенно необходимо попасть. Впустите меня в вагон, когда уйдет контролер.

Он согласился, увидев, как я вынимаю из кармана двадцатипятирублевую купюру. 17 февраля я прибыла в Архангельск, где меня ждали дальнейшие испытания.